— Кто это был?
— Карен. Мой приятель — тот самый, с которым мы накануне так весело провели время, — вдруг потребовал, чтобы я отправился в тренажерный зал. Сказал, что позвонит мне туда.
Вот теперь она проснулась окончательно и судорожным движением завернулась в простыню, как будто ей внезапно стало зябко.
— Послушай, Линкольн, ты и вправду считаешь, что так уж необходимо…
— Придется, — отрезал я. — В конце концов, это всего лишь телефонный звонок. Он же не собирается меня убивать. К тому же, согласись, по телефону это довольно затруднительно.
Тем более что в нашу последнюю встречу он этого не сделал, добавил я про себя, хотя за последние двадцать четыре часа я проигнорировал все его указания.
— Я иду с тобой.
— Нет. Никуда ты не идешь. — Просунув голову в ворот рубашки, я сердито посмотрел на Эми. — Оставайся здесь, слышишь? И если почувствуешь, что что-то не так, немедленно звони в полицию. Ты меня поняла?
Потом я зашел в свободную гостевую спальню, отыскал свой «глок»
[20] и проверил, заряжен ли он. Когда вернулся в коридор, Эми стояла у дверей моей спальни, свет от уличных фонарей растекся на полу у ее ног.
— Все будет хорошо, — пробормотал я.
И ушел.
Я так и не обулся и, спускаясь по лестнице в тренажерный зал, чувствовал, как пол холодит мои босые ноги. Нащупав в кармане ключ от зала, я отпер дверь и вошел. Вокруг стояла тишина, собственно говоря, как и положено в три часа ночи. Я нащупал выключатель и зажег свет в офисе. После этого повернулся, стараясь сделать это как можно осторожнее, бесшумно проскользнул в офис и оглядел комнату, водя дулом из стороны в сторону. Пусто.
В зале было темно — по негласной договоренности свет обычно выключал тот из клиентов, кто уходил отсюда последним, однако лампочки дежурного освещения, остававшиеся гореть на ночь, бросали вокруг себя слабый свет, вполне достаточный, чтобы что-то видеть. Если ваше предприятие работает круглосуточно, вряд ли вам захочется, чтобы там стояла полная темнота, даже если в настоящий момент оно пустует.
Мне очень хотелось проверить остальные помещения, но я понимал, что не следует удаляться от телефона. Правда, он упорно молчал, поэтому я просто присел на край стола и, набравшись терпения, стал ждать, сжимая в руке «глок».
И телефон в тренажерном зале зазвонил. От неожиданности я едва не разрядил всю обойму в стену. Сказать по правде, я ждал, что зазвонит тот телефон, что стоял на столе возле меня, поэтому прогремевший за стеной звонок застал меня врасплох. У нас был еще один аппарат, он висел на стене в том зале, где стояли тренажеры. Мы поставили его туда для удобства клиентов, но он имел отдельный номер. Он зазвонил еще раз. Я встал, набрал полную грудь воздуха и вскинул пистолет.
— Ладно, придурок, — громко объявил я. — Я иду.
Я был уже на полдороге к тренажерному залу, когда выходившее на улицу окно внезапно будто лопнуло. Осколки стекла брызнули мне в лицо и рассыпались по полу, в комнату ворвался холодный воздух, сопровождаемый оглушительным стаккато выстрелов из полуавтоматического оружия.
Я бросился на пол ничком, перекатился в сторону и попытался забиться за бетонную опору, что возвышалась посреди зала, на которую, собственно говоря, приходился основной вес здания. Пули звучно шлепались о стену позади меня, выгрызая куски штукатурки и осыпая меня дождем из металла и стекла. Прижимаясь к полу, я дополз до бетонной опоры, юркнул за нее и сел, прижимаясь к ней спиной. Первым делом я крепко зажал руками уши, чтобы не оглохнуть, поскольку грохот и звон были ужасающими. Даже пронзительный вой сирены, издаваемый сигнализацией, включившейся, как только разбилось окно, не смог остановить стрелка, и он по-прежнему поливал меня свинцовым дождем. Пули, гудя, словно разбуженные злые осы, шлепались о бетонную опору у меня за спиной, прямо у меня на глазах разнесли вдребезги висевшую на противоположной стене стойку с бумажными полотенцами, и осколки пластмассы больно царапнули меня по лицу. Потом наступила короткая пауза, длившаяся недолго, — новый ливень пуль хлынул в комнату и, словно свинцовый смерч пронесся мимо меня от одного угла комнаты до другого.
А потом вдруг все стихло — так же внезапно, как началось. Сигнализация умолкла даже раньше, чем пальба, скорее всего, просто потому, что ее жизнь оборвала одна из предназначенных мне пуль. Держа пистолет двумя руками, я слегка опустил его, приняв классическую стойку стрелка, готовясь в любой момент обернуться. Однако мне понадобилось несколько секунд, прежде чем я смог заставить себя это сделать.
Когда же я наконец осторожно высунулся из-за опоры, то увидел, что вокруг царит хаос. Комната была завалена осколками стекла от разбитого окна, кусками штукатурки и прочим хламом, но теперь, когда окно исчезло, я хорошо видел, что за ним нет ничего, кроме пустой улицы. Ни машин, ни стрелков.
Висевший на стене телефон снова зазвонил. Грохот выстрелов и пронзительный вой сигнализации, все еще стоявшие у меня в ушах, оглушили меня до такой степени, что я даже не сразу расслышал звонок. Но едва только ему удалось проникнуть в мое сознание, как я ринулся к телефону, даже не вспомнив, что в последний раз, когда я попытался схватить трубку, ответом оказался шквальный огонь.
Дотянувшись до трубки, я приложил ее к уху, однако не спешил заговорить. Когда на другом конце раздался мужской голос, я едва смог разобрать, что он говорит, настолько тихо он звучал — правда, возможно, благодарить за это следовало эхо от выстрелов, все еще гудевшее в моей голове. Однако, даже несмотря на это, я моментально узнал говорившего. Может быть, потому, что он обошелся с моим тренажерным залом примерно так же, как накануне с моим собственным лицом.
— Все еще жив, значит, — проговорил он в трубку. — Это хорошо. Я старался стрелять так, чтобы пули ложились веером, но тут уж, сам понимаешь…
— Когда я до тебя доберусь…
— Заткнись, Линкольн, — посуровел голос. — Ты никогда до меня не доберешься, так что выкинь это из головы. А если попробуешь это сделать, то умрешь, это я тебе обещаю. У меня, знаешь ли, неприятное предчувствие, что именно так и случится, но тогда тебе придется винить в этом только себя. В конце концов, я дал тебе шанс бросить это дело. Шанс, которым ты должен был воспользоваться, но почему-то не захотел. Что ж, дело твое, но предупреждаю: в следующий раз я не дам тебе времени даже пожалеть, что ты этого не сделал.
— Слушай, ты, кусок дерьма, ты еще сам когда-нибудь пожалеешь! Пожалеешь о том, что стрелял поверх моей головы.
— Однако ты быстро очухался, как я посмотрю. И какая самоуверенность! — беззаботно, даже весело бросил он в ответ. — Сынок Джефферсона стоил чертову пропасть денег — до того, естественно, как отправился на тот свет, вдогонку за своим папашей. Что-то около пяти миллионов, наверное. Может, чуть больше, может, чуть меньше, однако не будем мелочиться, поскольку время, как-никак, тоже стоит дорого, и остановимся на трех миллионах. Так что передай вдове Джефферсона, пусть соберет деньги и держит их под рукой, чтобы были наготове. Мы скоро свяжемся с ней и скажем, когда их передать. И как их передать, тоже сообщим. Сделай так, как говорю, и, очень может быть, никто больше не умрет.