– Я не сделаю этого, – серьезно проговорил он. – Ты нравишься мне. Нет смысла кидать тебя. Отдай мне деньги, и я забуду о твоем существовании.
Теперь я понял, что чувствует крыса, когда дверца ловушки захлопывается за ней.
– Нет, сделаешь. Ты забыл о тридцати тысячах вознаграждения. Ты же не пройдешь мимо этого, Отис.
Он поднялся и осмотрелся. Он не забыл.
– Мне надо идти. Тебе лучше согласиться, Джексон. У тебя нет выбора.
Веда выл ожила яичницу и бекон на тарелку. Достав бутылку, она плеснула в стакан приличную порцию.
– Разбавить? – спросила она. Ее голос скрипел, как наждачная бумага.
– Не нужно, – ответил он, следя за мной. – Что ты скажешь, Джексон?
– Отдай их ему, – коротко сказала она.
Я повернулся к ней. Она дико улыбнулась мне одними уголками рта, затем прошла через комнату с тарелкой в одной руке и бутылкой – в другой.
– Ну хорошо, – сказал я натянутым, как струна, голосом. Ее улыбка все подсказала мне.
Когда она подошла к столу, я поднялся на ноги. До этого Макс держал ее на мушке, но стоило мне пошевелиться, как дуло было переведено на меня. Это дало ей шанс. Она выплеснула виски ему в лицо, уронила тарелку и схватила его сжимавшую пистолет руку. Прозвучал выстрел. Я в два прыжка пересек комнату и ударил его в челюсть. Его голова отлетела назад, и он свалился со стула. Я поднял пистолет, но ему оказалось достаточно и одного удара. И тут я увидел Веду и сразу позабыл о нем. Оперевшись о стол, побелев, она держалась за бок. Между ее пальцами сочилась кровь.
– Веда!
– Все в порядке. Ничего. Свяжи его!
– Дай я посмотрю.
– Свяжи его!
Ярость в ее глазах привела меня в чувство.
– Правильно, – ответил я и прошелся по его карманам. Сзади у него нашелся еще один пистолет – 25-го калибра; никаких денег и потертый бумажник, который я бросил на стол. Сняв с него ремень, я скрутил ему руки за спиной и прочно связал их. Я так их связал, что ремень на всю толщину врезался ему в кожу. Тогда я подошел к Веде. Она стянула свитер и глядела на аккуратную борозду, прочертившую верх ее бедра.
– Ничего, – сказала она. – Дай мне мокрую тряпку.
Пока я промывал и перевязывал рану, никто из нас не проронил ни слова. Я налил ей выпить и себе тоже.
– Ну ты даешь, – сказал я. – Единственный шанс, но нам ничего больше не оставалось. Меня бы он так близко не подпустил.
– Думаешь, он оставил записку?
– Я не знаю. Может, он блефует. Я не знаю.
Жилка снова задрожала на ее лице.
– Нам надо выяснить это.
– Какого черта нам теперь делать с ним, Веда? Все это означает только то, что нам нужно убираться отсюда.
– Ерунда; главное сейчас – записка.
– Да.
Я подошел к нему и как следует встряхнул. Некоторое время потребовалось на то, чтобы привести его в чувство. Похоже, я ударил его сильнее, чем следовало. Наконец он застонал. Еще через минуту он открыл глаза. Когда он увидел меня хлопочущим над собой, лицо его стало цвета грязной простыни.
– Все в порядке, Макс, – сказал я. – Ты сделал свой ход. Теперь наша очередь. Где ты живешь?
– Я не скажу!
– Нет, скажешь. Не хочется бить тебя, но ты скажешь. Нам нужно получить эту записку. Если мы получим ее, то продержим тебя здесь неделю или около того, а потом, когда шумиха уляжется, мы отпустим тебя на свободу.
– Я не скажу!
Я поднял его на ноги и начал бить, спрашивая перед каждым ударом, где он живет, и всякий раз он посылал меня ко всем чертям. Ему хватало мужества, и я не получал от этого процесса ни малейшего удовольствия. Через какое-то время он снова отключился. Плюнув со зла и растирая кулаки, я отошел в сторону и с отвращением посмотрел на него.
Веда стояла у стены, белая как мел.
– Ты тратишь время, Флойд.
Плеснув ему в лицо воды, я вернул его к жизни.
– Где ты живешь? – Я был готов снова приняться за дело.
Он пробубнил еще какие-то проклятия в мой адрес.
– Подожди! – сказала Веда.
Я отошел и повернулся к ней. Она подняла кочергу, и я видел, как она положила ее в огонь.
– Мы тратим время, – повторила она, и снова дикая улыбка мелькнула в уголках ее губ.
Мы смотрели на кочергу, пока она не раскалилась докрасна, и тогда она вытащила ее.
– Держи его, – сказала она.
– Послушай, Веда…
– Держи его!
Я сграбастал Макса, и он закричал. Со злобным оскалом она медленно двинулась к нам.
Он в ужасе замер. Глядя на происходящее через его плечо, я неожиданно ощутил в себе леденящую пустоту.
– Я скажу, – выдавил он вдруг, и его ноги подкосились, так что мне пришлось целиком принять его вес. Он жался ко мне. – Не трогайте меня. Четвертый дом по дороге в Альтадену, слева от вас, как въедете в город. Дом с белыми воротами. Записка под моей подушкой.
Она бросила кочергу и отвернулась. Я заметил, как дрожь пробежала по ее спине. Посадив его на стул, я поднял кочергу, которая уже начинала прожигать дыру в деревянном полу.
– Теперь я пойду, – сказал я.
– Да.
– Смотри за ним. Не дай ему ни малейшего шанса.
– Он будет здесь, когда ты вернешься. Поторопись, Флойд.
Я прикоснулся к ее плечу, но она отстранилась.
– Я быстро, детка. Не подходи к нему близко. Просто смотри за ним.
Я поднял его сорок пятый и засунул в карман, другой пистолет оставил на полке. В дверях я обернулся. Макс скорчился на своем стуле и смотрел на Веду, которая в свою очередь не спускала с него глаз.
Затем, вспомнив кое-что, я вернулся, открыл буфет и достал две бутылки виски. Макс всхлипнул, но я быстро прошел к двери, так и не взглянув на него.
Снаружи стояла звездная, прохладная ночь. Луна еще только выбиралась из-за холмов. На мгновение я остановился, потирая нывшие кулаки. Я думал об этом выражении лица Веды. Я не сомневался, что она прижгла бы его, если бы потребовалось. Одна эта мысль бросала меня в холодный пот. Пожав плечами, я быстро обошел лачугу и оказался у «бьюика».
Через двадцать минут быстрой езды я был у шоссе. Часы на приборной доске показывали десять двадцать, когда я остановился у дома с белыми воротами. Не то чтобы солидное местечко, но я и не ожидал обнаружить здесь дворец. Лунный свет заливал часть сада, ветхие ворота и решетку, похожую на гигантскую пилу, растерявшую половину своих зубьев. Я побоялся, что такие ворота рассыплются на кусочки, если к ним прикоснуться, так что осторожно проскользнул мимо и пошел по грязной дорожке, ведшей прямо к дверям. Через рваные шторы из лестничного окна на улицу пробивался яркий свет. Я поднялся по трем ступенькам, нащупал звонок и позвонил.