В предчувствии апокалипсиса - читать онлайн книгу. Автор: Валерий Сдобняков cтр.№ 24

B. C. Ельцина он, как до этого и Горбачёва, сначала принял, а потом ругал.

А. П. Писатели – как дети. Они могут часто обманываться.

B. C. Я, может быть, ошибаюсь, но ведь ни до «Зрячего посоха», ни после него Астафьев ничего в «Москве» не печатал? Или были ещё какие-то рассказы?

А. П. Нет. Далее следовал 1989 год, и всё – Советская Россия уже уходила. В конце 1988-го я «загремел» в больницу, операция за операцией, и последующие 1989–1990 годы для меня протекли, как не были. Когда я вышел из больницы, то в журнале главным редактором уже был Владимир Крупин.

Алексеев хотел, чтобы на его место пришёл Валентин Распутин, но я его сразу предупреждал, что Валентин Григорьевич, который тогда был членом Президентского совета при Горбачёве, не захочет быть главным редактором «Москвы» – ему подобная нагрузка не была нужна. И действительно, Алексеев поехал на встречу с Распутиным, и тот от предложения отказался. Я был тому свидетель, поскольку сам оказался в группе авторов журнала «Москва» на днях литературы. Истончался 1988 год. Не знаю, о чём лично говорили Распутин и Алексеев – они уединились. Но поскольку Крупин давнишний друг Валентина Григорьевича, то он, видимо, и посоветовал его Алексееву в приемники. Но Крупин по природе своей не мог быть главным редактором. Он очень хороший писатель, старый мой товарищ, у меня с ним прекрасные человеческие отношения, я многие его взгляды разделяю. Но в нём есть некое себялюбие, которое главному редактору желательно не иметь. Кстати, он и сам это понимал, потому быстро отдал журнал в руки своего друга, талантливого писателя Леонида Бородина. Пример того же Викулова – яркое подтверждение тому. Викулов очень любил Некрасова и имел своё понимание некрасовской поэзии, и кто не подходил под это понимание, тот напечататься в его журнале не мог. Поэтому «Наш современник» при нём печатал нелучшие стихи русских поэтов. Кстати, и Твардовский, любя и понимая прозаиков, не очень привечал оригинальных поэтов в «Новом мире». А вот в «Москве» Алексеев мне разрешал подбирать для публикации произведения совершенно разных по стилю поэтов. Главный критерий – их талантливость. И мы действительно сильно выделялись своими поэтическими публикациями среди других литературных журналов. Я сейчас это говорю не потому, что был заведующим отдела поэзии, а исходя из объективной оценки напечатанных нами произведений.

B. C. Значит, была возможность быть объективным?

А. П. Мы не навязывали никому своей воли. Мы печатали разных, противоположных, если так можно выразиться, поэтов. Я один из первых опубликовал в «Москве» стихи Бориса Чичибабина. Он не ближе к нам, чем, скажем, Юрий Кузнецов. С этой публикацией связан забавный эпизод. Пришёл ко мне в редакцию один знакомый, который больше любил журнал «Знамя», чем журнал «Москва», и сказал, что есть такой интересный поэт Чичибабин Борис Николаевич. Я ему ответил – хорошо, принеси его стихи. Он принёс мне большой цикл его стихотворений. Я их прочитал. Действительно, серьёзный, настоящий поэт, сидевший в тюрьме и многое переживший. Я отобрал для публикации десять стихотворений о Пушкине, Лермонтове, о родине… Сложился большой цикл, потому что стихи у Чичибабина не короткие. Написал автору письмо, где сообщил, какие стихи отобрал для публикации и в каком номере они пойдут. Тогда производство самого журнала в типографии длилось более трёх месяцев. Плюс вёрстка могла неожиданно задержаться в цензуре. Вскоре получаю от поэта ответное послание, в котором он меня благодарит за внимание к его творчеству и быстрое решение о сроках публикации. Но заканчивалось письмо неожиданной фразой: «И всё-таки вы сделали отбор тенденциозно». Я ответил: «Значит, в вашем творчестве есть такая тенденция».

B. C. Тут уже возразить нечего.

А. П. Вот и он мне ничего не ответил. Этот случай я привёл как пример нашего отбора стихов для публикации в журнале. Но также я действовал и в других изданиях. Когда я был составителем (с Натаном Злотниковым, но независимо друг от друга) поэтической антологии молодых поэтов «Стихи этого года» (1988), то мне удалось с трудом пробить уникальную поэму Сергея Таска «Папесса Иоанна». Автор этого дерзкого произведения, созданного по плану-наброску Александра Пушкина, был поражён: ведь «Новый мир» и «Знамя» ему отказали. У меня хранится эта антология, где наряду с другими поэтическими автографами есть и его: «Анат. Парпаре. Крестному отцу моей папессы, с благодарностью».

B. C. Это был всё-таки довольно короткий период. Потом все окончательно и резко разделились по лагерям.

А. П. В «Москве» большие изменения произошли сразу с приходом на пост главного редактора Владимира Крупина.

B. C. Тут тоже какая-то странность. Ведь до этого Крупин в общем-то не был автором «Москвы». Его площадкой для публикаций в 70–80 годы были «Наш современник», «Новый мир», «Литературная газета».

А. П. Кое-что он у нас печатал, но главные свои произведения, вы правильно заметили, он отдавал в «Новый мир» и «Наш современник». А «Москва» дважды его повести зарубала. «Сороковой день» он мне принёс, показал. Я сделал ему только два замечания. Мне казалось, что слишком много в повести откровенно чёрной краски – бессмысленного пьянства, – и посоветовал её прорядить. Потому что, когда долго идёт ливень, то всегда хочется, чтобы наступил какой-то просвет. Так и в произведении. Кстати, насчёт этого пьянства. Как-то мы были с Крупиным во Владимире на совещании молодых литераторов, а когда ехали назад на электричке в Москву, то Владимир неожиданно прочитал мне своё стихотворение (он, оказывается, давно писал стихи – я об этом не знал) о козле, которого приучил пить водку единственный житель деревни. Ему пить было не с кем, и он пристрастил к этому делу бедное животное. Так они вместе и спивались. И всё это было выполнено, с моей точки зрения, талантливо. Я, помню, сказал: «Владимир, замечательное стихотворение». Он отвечает: «Замечательное, а нигде не берут». Тогда я предложил: «Давай, я его напечатаю в «Москве». Это был год 1984-й или 1985-й.

– Да ты не напечатаешь.

– Ну, что тебе трудно отпечатать текст?

Получив сатирические стихи, я отнёс их в наш нештатный отдел сатиры и юмора, и вскоре они были опубликованы в журнале. Крупин бы поражён. Но когда сам пришёл главным редактором в «Москву», то не сделал плавного перехода к новой литературной политике. К примеру, пришедшая с ним Светлана Селиванова, новый заместитель, милая, умная женщина, могла сказать заведующим отделами: «Срочно всё лучшее в этот номер». Возможно в «Литературной газете», где она работала, так и можно было поступать, но журнал – явление более стабильное и основательное, нежели газета. И планы отдела поэзии были резко разрушены. Таким образом, обязательства перед авторами были нарушены. В этих условиях я два месяца поработал, а потом ушёл, сославшись на своё нездоровье. Вскоре я вышел из редколлегии. Пришли новые руководители, которые не советовались со старыми сотрудниками. Я понял, что я им не нужен.

B. C. Но ведь журнал «Москва» совершил и ещё одно грандиозное событие – начал публикацию «Истории государства российского» Карамзина.