В предчувствии апокалипсиса - читать онлайн книгу. Автор: Валерий Сдобняков cтр.№ 21

А. П. Вот тут должно быть нами понято одно: существует непрерывная борьба между дьяволом и Богом. В этой непрерывной борьбе и есть глубинный смысл человеческой жизни, человеческой истории. Европейские страны в этой борьбе не участвуют, а лишь присутствуют, как наблюдатели, стоящие на обочине событий. По большому счёту, их участь уже решена. Россия же находится в гуще этой борьбы. Поэтому мы изначально должны понимать – если мы на стороне Бога (а Россия точно на его стороне), то нам должно претерпеть много несправедливости. И если удивляться, то только тому, что Россия по сию пору не погибла.

B. C. Да потому, что если есть Бог, то есть и промысел Его о судьбе России. Иначе страна уже давно была бы раздавлена и разграблена. Уж не с нашей историей в этом сомневаться.

А. П. Правильно. Именно поэтому мы, как мыслящие люди, которые понимают цели и задачи России, знают глубоко историю, знают, что наши предки находились и в ещё более тяжёлых условиях, и, тем не менее, из них выходили победителями, мы должны работать на новую будущую победу. Как работать? Ну, в первую очередь, надо заниматься воспитанием нового поколения. Это должно быть одной из главных целей и вашей «Вертикали», и моей «Исторической газеты». Но надо перенимать опыт и детей дьявола, как они, создавать закрытые структуры, готовить людей для управления экономикой государства, информационными технологиями, психологией масс. Они потратили огромные деньги, чтобы ум человеческий выработал новые схемы руководства и управления государствами. Напрямую давать какие-то советы в этой ситуации бесполезно. К пониманию ситуации мы должны прийти сами. Но один совет просто, что называется, на поверхности – нужно, чтобы близкие и родные также были убеждены, как каждый из нас, что и эту смуту мы одолеем. Это должно происходить от частички к частичке, от кровиночки к кровиночке. Только так выстоим, не иначе.

B. C. Да, только так мы можем выстоять. И в связи с этим я просто не могу не задать вам ещё один вопрос. Он уже касается непосредственно вашей судьбы, вашей жизни. В моём понимании вы имеете право так рассуждать, давать такие оценки как человек, который чудом был спасён в горниле самой страшной войны, когда-либо развязанной на земле. Я имею в виду сначала расстрел вашей матушки с вами на руках на оккупированной территории Смоленщины, а потом чудо поднятия вас из гроба, как святого Лазаря буквально перед захоронением, со дна могилы. Эти случаи вы описали в своей автобиографической поэме «Незабываемое», и прямо скажу – они меня потрясли. Так вот – вы ощущаете всю неслучайность происшедшего? Вы ощущаете своё, если угодно, мессианство в просвещение и вселение в сердца людей веры в вечное будущее России? Ведь, наверно, не случайно Вы заканчиваете поэму такими стихами:

А. П. Моя задача намного скромнее: рассказать свою правду о великой трагедии и судьбе детей, которые одни гибнут в подобных катастрофах, а другие становятся обездоленными на всю оставшуюся жизнь. Действительно, тогда из всей большой деревни нас осталось в живых всего восемь человек. Такое наказание каратели нам устроили за то, что армия генерала Петра Белова огненным рейдом прошла по немецким тылам и нанесла им значительный урон. В отместку немцы сожгли нашу Тыновку Смоленской области, а жителей расстреляли. Произошло это 23 февраля 1942 года, Мне тогда было полтора годика. Холод стоял жутчайший. Чтобы как-то спастись, оставшиеся в живых накрыли лапником ямы, в которых раньше хранилась картошка. Ветки засыпали снегом. Вот в этих ямах и жили.

Тогда было долгое противостояние наших и немцев на Угре. Немцы поставили пушки по эту сторону реки и били по партизанам. Однажды от выстрела близко стоявшего артиллерийского орудия я потерял сознание. Врачей не было. Соседский дедушка послушал сердце – не бьётся. Пульса тоже не было. Так пролежал я два дня, и решили моя бабушка и этот дед меня захоронить. Он соорудил из снарядных ящиков гробик. Мать в это время лежала без движения: болела тифом. А тут бросилась к могилке, наклонилась, выхватила меня из гробика с криком, что я жив. Ей не поверили, думали – тронулась рассудком, но она не отдала меня, залезла в яму и отбивалась ногами от всех. И лишь на третий день кто-то заметил, как у меня дрогнули веки. Тогда бабушка сходила в ближайшую деревню, отнесла сохранившийся у неё шарф и обменяла его на полкурицы. Её отварили, бульоном поили меня, и так я постепенно ожил. А вообще-то в моей жизни было семь смертных случаев.

B. C. Дай Бог, чтобы ничего подобного больше с вами, Анатолий Анатольевич, не было.

А. П. Если и будет, то что-то уже совсем другое. Сейчас бьют иные пушки…

B. C. Анатолий Анатольевич, давайте немного отойдём от вопросов сугубо исторических и вернёмся к творчеству. Как к вам пришла эта страсть, эта высокая мука – писать стихи?

А. П. Должен вам признаться: я никогда не испытывал «высоких мук». Я всегда прислушивался к своему сознанию и чаще всего находил ответы. Иногда очень удачные. У меня нет комплекса гениальности, но есть уверенность в том, что я делаю своё, доверенное лично мне дело.

B. C. Мне приходилось слышать, что вами собрана уникальная домашняя библиотека, одна из крупнейших подобного рода в Москве. Как она создавалась? Видимо, книги, хранящиеся в ней, и помогли вам выработать в себе тот глубинный взгляд на историю нашего Отечества, который затем помог в создании «Противоборства», «Потрясения», «Поражения»?

А. П. Я вырастал в семье, где было не более десятка книг. Учился я, а во мне была неутолённая жажда чтения, в библиотеках. Со второго класса, как я овладел чтением, стал самым прилежным читателем районной библиотеки. А как подрос, лет до двенадцати, экономя на пирожках (мать давала на два пирожка деньги), стал покупать книги. Так и складывалась моя библиотека по мере роста моих потребностей. В ней уже более семи тысяч книг. Есть и редкие.

B. C. Расскажите поподробнее о той истории середины семидесятых годов прошлого века, когда небезызвестный «серый кардинал» КПСС Суслов ополчился на вас. Сейчас от современных популяризаторов «россиянской» истории (Сванидзе, Радзинский) постоянно приходится слышать, что в СССР господствовала идеология государственного антисемитизма. А главный идеолог страны решил сжить вас со света по какой причине?

А. П. Это долгая, нелёгкая история о том, как интернациональная подлость пыталась рассчитаться с растущей национальной мыслью ещё в 1977 году и к какой мощной клевете она прибегала. Тогда аппарат подавления ЦК КПСС с «благословения» идеолога Суслова обрушился на четырёх писателей: Юрия Селезнёва, Геннадия Серебрякова, Вадима Кузнецова и Анатолия Парпару. Судилище над нами по всем доступным тогда каналам шло около года. Нас исключали из партии, из Союза писателей, из общественной жизни. Очень нелегко было жить изгоем… К счастью, в верховном эшелоне правящей партии нашлись и здоровые силы: мы были реабилитированы. Но через несколько лет Юрий Селезнёв, молодой, здоровый, талантливый мыслитель, неожиданно скончался в заграничной командировке…