Подполковник Круча имел внушительный вид, да и чувствовалось, что внутри у него – стальной стержень, блеск которого можно было заметить в жесткой глубине его взгляда. Он не утяжелял его, не пытался давить на Костина, но тот сам понял, что с подполковником лучше не обострять отношения.
– Значит, вы увидели своего брата и пошли звонить в милицию, так я вас понимаю? – спокойно, как будто и не было никакой пикировки, спросил Степан Степанович.
– Да, вы правильно меня понимаете.
– А это что такое?
Круча зацепился взглядом за скол на стесанном булыжнике. Такое ощущение, что кто-то со всей силы бросил на дорожку молоток. Он нагнулся и заметил на выбоине мельчайшие кусочки гипса.
– Я не знаю, – отозвался Костин.
Круча подозвал к себе следователя и криминалиста и велел им заняться этой интересной находкой.
Похоже, вандал сначала изуродовал скульптуру, а затем в сердцах швырнул молоток или еще что-то там еще на дорожку, оставив след.
– Скажите, Евгений Максимович, – Круча повернулся к Костину, – ваш брат вчера много выпил?
– Ну, было.
– Вы с ним, случайно, не ссорились?
Круча представил, как примерно развивались события. Пьяный Вадик схватил молоток, надругался над гипсовыми харитами, потом пошел к пруду, встал у самой воды. А тут и Костин появился. Увидел, что стало с его любимицами, взбесился, тут и брошенный молоток на глаза попался. И мысль дурная в голову пришла. Вадик стоял на пристани, Костин подобрался к нему со спины и обрушил на него всю свою ярость.
– С кем, с Вадиком?.. Нет, мы не ссорились.
– А если это Вадик ваши статуи разрушил?
– Но я не знаю, кто это сделал.
– А если бы он это сделал, вы бы с ним поссорились?
– Как я могу с ним поссориться, если он мертвый?
То ли Костин начал юлить, то ли у него началась эта путаница от волнения, но так или иначе его поведение казалось Круче подозрительным.
– Это сейчас он мертвый, а когда махал здесь молотком, был живой.
– Он махал молотком?
– А кто махал молотком?
– Не знаю.
– Но кто-то же махал молотком? – делая упор на последнее слово, спросил Круча.
– Ну да, кто-то махал.
– И куда делся молоток?
– Не знаю. Понятия не имею.
– Может, его в пруд выбросили?
– Кто выбросил?
– Ну, не знаю. Кто-то подобрал его, подкрался к вашему брату и ударил его по голове. А концы, как говорится, в воду. И Вадика в воду, и молоток…
– Я не знаю, кто мог ударить его молотком, – Костин смотрел на Кручу выпученными глазами.
– А почему молотком? Может, его ударили обухом топора? И его ударили топором, и статуи разрушили топором.
– Топором?! Ну, я не знаю…
– Да нет, мне кажется, что вы знаете…
– Вы думаете, что это я убил Вадика? – возмущенно вскричал Костин.
Круча ничего не сказал. Наблюдая за хозяином дома периферийным зрением, он делал вид, что смотрит на пруд. Не надо сейчас давить на Костина, пусть он варится и закипает в собственном соку.
– Я?! Убил своего брата?! Как я мог убить своего брата?!
– Но кто-то же его убил, – спокойно сказал Круча.
– Может, он сам утонул!
– У него проломлен череп.
– Ну, может, ударился?
– Экспертиза покажет, как и что. Но тогда у нас, Евгений Максимович, будет уже совсем другой разговор.
– Но я не мог убить Вадика… – в растерянности покачал головой Костин. – Если бы его убил я, разве стал бы сам вызывать милицию?
Именно такой логикой и руководствуются некоторые преступники, чтобы отвести от себя подозрения. Сам убил, сам вызвал милицию, чтобы свалить вину на кого-то другого. Но Круча не стал об этом говорить.
– Евгений Максимович, давайте попробуем плясать от печки. Ваш брат жил с вами?
– Нет, он снимал квартиру в Алтуфьеве. Вчера приехал в гости.
– Один приехал?
– Да, один. Семьи у него нет, он живет один… Что-то холодно стало, вам не кажется?
Погода здесь ни при чем, подумал Круча, просто Костина колотила изнутри нервная дрожь. Так бывает, когда человек преодолевает страх за свою шкуру. Ведь за убийство светит солидный срок, до окончания которого можно просто не дожить. Тюрьма – отнюдь не райское место, и обитают там вовсе не добрые ангелы.
– Пусть принесут горячий чай, если холодно, – пожал плечами Круча.
– Да, наверное…
Костин полез в карман за телефоном, набрал номер, попросил принести в шашлычную кофе и направился в беседку. Круча последовал за ним.
Стол был большим, начисто вытертым, и плиточный пол прислуга тоже хорошо вымыла.
– Мы здесь вчера отдыхали, – сказал Костин. – Думали в доме посидеть, а тут солнце вышло, я Садыку позвонил, он мясо привез, шашлык сделал…
Чистый пол, ни соринки, только какую-то веточку ветром занесло. И еще что-то блестит за ножкой пристенной скамейки. Круча не поленился, аккуратно поднял с пола серебристый квадратик презерватива, причем не вскрытый. Странно, здесь же Синицын был, смотрел, обследовал. Почему не заметил? Может, сам потерял? Вряд ли…
– Интересная штучка, – иронично усмехнулся Круча, доставая из кармана специальный пакетик для вещественных доказательств.
– Что это?
– Вообще-то я сам хотел спросить у вас об этом… Я так понимаю, вчера после застолья здесь была проведена уборка.
– Да, конечно. Роза все убрала.
– Кто такая Роза?
– Экономка наша, она жене моей по дому помогает. Вообще-то во дворе у нас Паша работает, но его вчера не было, в больнице он с аппендицитом…
– И сколько у вас было гостей?
– Ну, пять человек… Миша с Наташей были, Леня с Эллой, ну и Вадик…
– А Вадик был один…
– Да, один.
– Жены у него, как я понял, нет.
– Нет, не женат он. И не хотел жениться. Стиль жизни у него такой.
– И долго вы здесь сидели?
– Да нет, к вечеру похолодало, темнеть рано начало, ну, мы в дом и перебрались.
– И Вадик с вами пошел?
– Да, и он тоже.
– Грации ваши еще целые были?
– Да, конечно. Я бы заметил…
– А молоток откуда мог взяться?
Круча направился в маленькую беседку, где помимо мангала находилась каменная жаровня с вмурованным в нее котлом для плова. Здесь находились рукомойник, разделочный стол с набором ножей в деревянной подставке, шкаф, в котором хранился древесный уголь в пятикилограммовых пакетах, жидкость для розжига, шампура, решетки для барбекю. В уголке были сложены березовые дрова. Там же лежал и топор с острым лезвием, – наверняка эксперт и следователь обратили на него внимание, просто руки у них не дошли, чтобы обследовать подозрительный предмет и приобщить его к делу.