– Где лег?
– У себя в комнате.
– А почему он оказался в пруду?
– Не знаю. Мы с Фимой легли спать. А утром я проснулся, обход хотел сделать, смотрю, он в пруду плавает…
– А молоток куда делся?
– В пруду молоток.
– Вы откуда знаете, что в пруду? – хлестко спросил Круча.
На какое-то время Костин лишился дара речи. Понял, что прокололся, потому и хватил его шок.
– Как откуда знаю? – наконец выдавил он из себя. – Вы же сказали, что в пруду молоток. Что жировые отпечатки убийцы на нем…
– Я сказал, что, возможно, молоток в пруду…
– Ну, и я сказал, что возможно.
– Да нет, не говорили вы так… Мой вам совет, Евгений Максимович, признайтесь во всем чистосердечно. Можете даже сказать, что приревновали брата к своей жене. Скажите, что ударили его в состоянии сильного душевного волнения. Что не хотели его убивать…
– Так он действительно гадости о моей жене говорил!
Костин разволновался так, что забыл про головную боль. Круча поймал на себе одобрительный взгляд Синицына. Следователю понравился сделанный им ход.
– Он кричал, что все бабы твари! – разошелся Костин. – Аглая, говорит, тварь! Изящная, сказал, но все равно тварь. Голову, сказал, долой. Евфросинья, сказал, прелестная, но тварь такая, что клейма ставить некуда. Потому и ей голову отбил. Талия, говорит, красивая, но тоже тварь…
– А при чем здесь ваша жена?
– Он и про мою жену говорил в том же тоне…
– Что именно он говорил?
– Оскорблял ее, унижал. А как именно, я не скажу…
– Ваше право, Евгений Максимович. Значит, он оскорбил вашу жену, а вы ударили его за это молотком?
– Не бил я его молотком… Он когда кусок головы в меня бросил, я на дорожку выскочил, на молоток наступил. Он на дорожке лежал. Вы, товарищ подполковник, видели вмятину на камне, это Вадим так молоток с психу швырнул…
– В вас швырнул?
– Нет, вообще… Я когда к нему подошел, он и головы уже отбил, и молоток швырнул. Он на дорожке стоял, а когда меня увидел, к разбитым статуям пошел. Схватил кусок и в меня швырнул…
– Зачем?
– Испугался… Я ведь молоток поднял, с молотком был. Он думал, что я его ударю… Кусок отбитой головы в меня кинул, хорошо, у него с руки сорвалось, так бы мне в лицо попал. Но все равно больно было…
– Больно было, а в руке молоток, да?
– Да я и сам думал, что ударю его молотком. Но не ударил. В воду его кинул. От греха подальше. А ударил Вадима кулаком. В нос. И в дом отвел…
– Кто может это подтвердить?
– Я могу, – кивнула Серафима.
– Ну, это я уже понял.
Круча прекрасно понимал, что Костина пойдет на все, чтобы спасти своего мужа от наказания. Нет, ей верить нельзя.
– Я так понимаю, что дом ваш охраняется. Видеокамер я во дворе не видел, но, может, плохо смотрел?
– Нет видеокамер, – сказал Костин. – Сразу не подумал, потом все собирался, да руки не дошли. Да и зачем, если охранник у нас круглосуточно, ружье у него помповое? Он двор время от времени обходит, собак на ночь спускаем.
– Вчера собак не спускали?
– Чтобы они гостей порвали? Нет, конечно. В вольере псы.
– А охранник обходил двор?
– Ну, должен был. Только не видел я его.
– А ваша экономка, где она в это время была?
– Да у Розы надо спросить, – закивала Костина. – Вадим шумел очень, она должна была слышать…
– Серафима Яковлевна, вы остаетесь здесь, смотрите за своим мужем. И ждете, когда за вами приедет машина.
Круча многозначительно глянул на Шульгина, и тот кивнул. Дима понял, что ему нужно присмотреть за Костиными, чтобы они не повлияли на свою прислугу, не объяснили им, какие показания давать. Если, конечно, это уже не произошло.
Глава 5
Женщина действительно чем-то напоминала розу. Высокая пушистая прическа, большая голова и тонкое, как стебель, тело. И еще у нее щеки были красные, как у ребенка при диатезе.
Нет, голова у нее не шире тела, совсем не такая пропорция, как у бутона в сочетании с цветочным стеблем, и все равно аналогия хоть и смутно, но просматривалась. Лицо широковатое, но вполне симпатичное. И красные щеки не очень портили ее. А уж стройное тело женщину испортить никак не могло.
– Роза, у меня к вам пара вопросов, – начал Круча, внимательно наблюдая за ее глазами.
– А Серафима Яковлевна где?
– При чем здесь Серафима Яковлевна? У нее своя жизнь, у вас, Роза, своя. Если ее посадят, вы же не пойдете за ней в тюрьму? Вам же это не нужно?
– Как это посадят? За что? – разволновалась женщина.
Но Круча взял паузу. Неторопливо, в раздумье он осматривал комнату, в которой обитала служанка. Это должно было вызвать у Розы мысль, что ее тоже в чем-то подозревают. Ничто не выводит человека из равновесия так, как атмосфера неизвестности и опасности.
К тому же он действительно хотел ознакомиться с обстановкой, в которой жила Роза. Комната у нее небольшая, но с дорогим ремонтом и хорошей мебелью, плазменная панель на стене. И еще внимание Кручи привлекло множество цветов – они стояли на подоконнике в горшках, на подставках, висели на стенах. Зелени много, только дышать было почему-то тяжело. Может, потому, что сигаретным дымом пахнет? Да нет, запах табака слабый. Возможно, цветы в комнате подобраны неправильно и углекислого газа выделяют больше, чем кислорода.
– Я так понимаю, вы здесь давно живете, – сказал он и нежно провел пальцем по листу фикуса.
– Да, уже три года. А что?
– Нравится?
– Да ничего, жить можно… А вы что, Серафиму Яковлевну сажать будете?
– А есть за что?
– Да что вы такое говорите! Серафима Яковлевна мухи не обидит!
– А Вадима Остроглазова кто обидел?
– В каком это смысле?
– Ну, кто мог его убить?
– А, это!.. А его разве убили? Разве он не сам утонул?
– Да нет, не сам…
– Как же так! Я думала, что сам утонул. Все подумали, что сам.
– И кто же так считает?
– Ну, Евгений Максимович! Бегал тут по дому. В милицию звонил. Серафима Яковлевна тоже так думала. Беда, говорит, Роза, Вадим утопился…
– Утонул или утопился?
– А что, есть разница?
– Тонут не по своей воле, а топятся по своей. Так утонул или утопился?
– Ну, я точно не помню, как она сказала.