Проклятая реликвия - читать онлайн книгу. Автор: Саймон Бофорт, Сюзанна Грегори, Йэн Морсон, и др. cтр.№ 26

Повернувшись к ступеням, где стояли оба монаха, Баллок обнаружил, что они уже ушли. Поэтому он выкинул происшествие из головы. Стража дошла до Восточных ворот, последних, что следовало запереть, дабы город провел безопасную ночь.

Как раз когда они закрывали ворота, в сужающийся проем проскользнул всадник. Верхом на изнуренном скакуне сидел высокий и хорошо сложенный мужчина. Судя по тому, что конь был в пене, а плащ всадника заляпан грязью, путешествие было долгим, но всадник держался прямо. Присмотревшись к выправке, Баллок понял, что тот, вероятно, военный, но лица не разглядел — человек низко надвинул капюшон, чтобы защититься от зимнего холода.

— Вы поспели как раз вовремя, друг мой, — окликнул всадника любопытный Баллок.

Всадник легко повернулся в седле, положив руку в перчатке на изрядно потертый мешок, висевший у него на бедре.

— Надеюсь, что так, — последовал загадочный ответ.

Баллок успел заметить внимательный, неподвижный взгляд и бронзовое лицо — похоже, этот человек совсем недавно жил под весьма жарким небом, а не в мягком, влажном климате южной Англии. Ему показалось, что он знает этого человека, но он не мог вспомнить, кто это.

Тут всадник пришпорил уставшего коня, и Баллоку только и осталось, что смотреть в широкую спину да прислушиваться к топоту копыт по камням улицы. Его мучило ощущение надвигающейся опасности.

Второй день праздника выдался даже оживленнее первого. Но вся эта суета оставила неприятный вкус во рту брата Роберта Ансельма из аббатства Осни. Высокий худощавый монах с суровым лицом был аскетом до мозга костей. Его темная, поношенная ряса буквально болталась на нем, словно он за последнее время сильно похудел. Собственно, так оно и было, потому что он непрестанно тревожился из-за червя, проникающего в самую душу аббатства, которое служило ему домом более тридцати лет. Шел год 1269 от Рождества Господа нашего, тридцать пятый год правления короля Генриха III. И несмотря на добродетельное помещение королем останков святого Эдуарда Исповедника в золотую раку к вящей славе Божьей, зло в Англии расцветало пышным цветом.

К полудню суматоха на территории аббатства святой Фридесвиды сделалась для Ансельма невыносимой, и вовсе не потому, что соперничающее аббатство привлекло большие толпы, а, следовательно, и больший доход, чем его собственное аббатство августинцев. Это для него почти ничего значило. Сказать по правде, он даже радовался, что теперешний аббат Осни, Ральф Харботтл, был стар и не желал потворствовать неподобающей борьбе за пошлое одобрение толпы — plebis frequentatio. Нет, что его по-настоящему ужасало, так это нечестивая ярмарка: здесь продавали восковые фигурки, сувениры, значки паломников и даже еду прямо у дверей церкви. Разве не сам Господь изгнал менял из храма? И то, что происходило сейчас во дворе аббатства святой Фридесвиды, было насмешкой над Его деяниями. Ему припомнились слова блаженного Августина: «Торговля сама по себе зло, ибо отвращает человека от поисков покоя, который есть Бог».

Бормоча себе под нос, он повернул на Нортгейт-стрит, и, шагая мимо ткачей и продавцов зерна, вышел из ворот, где в городскую стену была встроена тюрьма Бокардо. Какой-то неудачливый негодяй высунул в узкое окно тюрьмы руку, вымаливая еду. Ансельм отвернулся от него. За городскими стенами греховностью пахло еще сильнее, чем в аббатстве святой Фридесвиды. В обветшалых строениях нашли приют sordidissimi vici — бордели с распутными женщинами и воровские притоны на Броукен-Хейз. Роберт Ансельм обрадовался, когда, наконец, все это осталось позади, и торопливо пересек оба моста над быстрыми речками в западной части города, впадавшими в Темзу. Второй, шаткий мост, был без перил, и Ансельм шел по нему осторожно, а потом решительно направился по мощеной дороге в сторону аббатства.

Аббатство Осни было гордостью Оксфорда, а, может, и всей Англии. Даже из городских предместий было видно, как возвышаются над заливными лугами, где оно располагалось, его остроконечные башенки и величавые башни. В холодные, сырые дни вроде этого октябрьского, его строения желтого камня вырастали из пронизывающего тумана, низко висевшего над болотистой землей, пересеченной узкими ручьями, которые впадали в Темзу. За величественными воротами размещались двор и монастырь, лазарет и кельи. Прекрасные покои аббата и каноников были лучшими во всей округе. А на землях аббатства имелись мельница и дубильня, фруктовые сады, беседки, голубятни и рыбные пруды. Но самым ценным в аббатстве была церковь. Предыдущий аббат начал перестраивать ее и все монастырские строения лет двадцать назад. Церковь почти закончили, но остальные строительные работы продолжались. Брату Роберту Ансельму пришлось обойти временное пристанище каменотеса в центре незаконченного монастырского двора, перешагивая через остатки камнерезных работ. На известковую пыль, прилипшую к его рясе, он внимания не обращал. На строительном участке было очень шумно, а он стремился в тихое убежище церкви.

Триста тридцати футов в длину, это была одна из самых больших церквей Англии, с центральной и западной башнями и двадцатью четырьмя алтарями. Но его больше всего привлекал тщательно выделанный узор на плитках, украшавших пол в центре церкви. Двенадцать концентрических кругов разделялись на четыре четверти, представляя четыре Евангелия и четыре этапа мессы. Если присмотреться внимательнее, становилось понятно, что круги на самом деле были единой извилистой дорожкой с семью резкими поворотами в каждой четверти, и дорожка эта вела к центральной розетке с шестью выступами, или лепестками. С семью, если считать самый центр. Этот узор зеркально отражал узор на большом круглом окне-розетке в западной стене церкви аббатства и горизонтально находился на таком же расстоянии от главного входа, как — вертикально — окно над ним. То есть, если взять основание стены за шарнир, яркое и красочное окно идеально легло бы на свое темное отражение на полу. Цифры и симметрия имели огромное значение для брата Роберта, хотя он толком не мог объяснить, почему. А узор на плитках пола был его святая святых, источником созерцательных размышлений.

Это был священный лабиринт, и весь остаток дня, после неприятных ощущений на празднике в Оксфорде, Ансельм искал покоя в извилистой дорожке.

— Стало быть, ты не знаешь, кто этот человек, но считаешь, что его появление в Оксфорде сулит недоброе?

Уильям Фальконер криво усмехнулся, услышав сбивающее с толку сообщение приятеля. Баллок, в свою очередь, поджал губы и уставился на высокого, костлявого мужчину, стоявшего перед ним. Фальконер был ведущим магистром университета и преподавал пестрой компании клириков, составлявших часть студенчества, семь гуманитарных наук.

Единственное, на что он соглашался, чтобы отдать должное своему статусу — это поношенная черная мантия. Он отказывался от тонзуры и от биретты магистра, предпочитая ходить с непокрытой головой и отращивать редеющие седые волосы до тех пор, пока не приходилось просто снова коротко подстригать их. У него было грубое, пышущее здоровьем лицо и руки работяги, что сбивало с толку и заставляло думать, что это человек вовсе необразованный — до тех пор, пока не заметишь острый, пронизывающий ум, светящийся в светло-голубых глазах Фальконера. Этот взгляд заставил подчиниться не одного непокорного студента.