Проклятая реликвия - читать онлайн книгу. Автор: Саймон Бофорт, Сюзанна Грегори, Йэн Морсон, и др. cтр.№ 25

— Я встал перед ракой на колени и начал молиться. Я просил хорошей погоды для овец, потому что им приходится быть под открытым небом на пастбищах. И молился за рыб, потому что они вечно мокнут в прудах. И молился…

— Не надо перечислять всех животных, за которых ты молился, Уилл Плоум, — с упреком прервал его брат Ричард. С упреком, потому что оказался из-за мальчика в затруднительном положении.

— А, да, за тебя я тоже помолился, брат Ричард!

Собравшиеся братья с трудом подавили смех — этот простофиля нечаянно сравнил хранителя со скотом на пастбищах. Приор решил ласково поощрить толстого мальчика, чтобы тот продолжал рассказ.

— И ты помолился святой, Уилл, чтобы она помогла тебе стать тоньше? Чтобы ты смог забраться в раку?

Уилл Плоум захихикал.

— Нет, отец приор. Это было бы глупо.

Теперь вспыхнул Томас Брассингтон.

— И как же ты туда попал?

— Да ведь брат Ричард меня уже спрашивал об этом!

Приор чувствовал, что выяснение требует терпения: добродетели, которой он как раз сейчас не располагал. День разгорался, и паломники скоро потребуют впустить их. Приор собирался показывать им не только останки святой. Недавно он раздобыл флакон крови святого Томаса Бекета, чтобы привлечь новых паломников. В конце концов, невозможно до бесконечности рассчитывать только на старых святых. Их привлекательность и действенность неизбежно ослабнут, поэтому он был вынужден время от времени добавлять новую энергию. Новую кровь — в данном случае буквально. Приор с одобрением отметил, что брат Ричард по крайней мере не забыл поставить у входа в усыпальницу большие дубовые ящики для пожертвований. Церковь нуждалась в ремонте и улучшении, и вклады паломников были ценным источником дохода. Но притоку этих денег мешал толстый мальчик. Приор сказал как можно суровее:

— Уилл Плоум. Если ты немедленно не выберешься оттуда, я отлучу тебя от всех святынь церкви.

— Ну, хорошо, святой отец. Вам стоит только попросить, — пробурчал дурачок. Он соскользнул с гроба святой и исчез из вида. Своего рода чудо для его размеров. Приор изумленно смотрел на этот фокус. Потом он почувствовал, как под ногами зашевелилась каменная плита. Он быстро и тревожно шагнул назад, подумав, что обваливается фундамент церкви, но тут же с трепетом увидел, как серая плита приподнялась на дюйм-другой и поползла в сторону. Из темного проема появилась круглая безволосая голова Уилла Плоума. Приор рассмеялся над собственной легковерностью.

— Ну, разумеется! Я совсем забыл про Святую Яму!

В давно прошедшие времена паломникам разрешалось приближаться к святой, проползая от клироса под усыпальницу и непосредственно в раку сквозь так называемую Святую Яму, сделанную в полу. Но ею перестали пользоваться восемьдесят лет назад, потому что гробу святой наносили много повреждений. Слишком много рук скользило по нему, стирая позолоченные украшения. Теперь разрешалось только просовывать руку сквозь отверстия в усыпальнице. Те самые отверстия, сквозь которые, как решили монахи, протиснул свое жирное тело Уилл Плоум. А на самом деле дурачок просто обнаружил старый вход и воспользовался им.

Может быть, святая действительно заговорила с ним? Томас не мог сказать точно, поэтому приор с чуть большим уважением протянул Уиллу Плоуму руку и помог ему выбраться из ямы.

Остаток дня прошел довольно неплохо как для усыпальницы, так и для приора. Рака, из которой извлекли иждивенца, ждала своих многочисленных посетителей, и ящики для пожертвований наполнялись. Город, как и актеры, продавцы индульгенций и торговцы, толкавшиеся перед аббатством святой Фридесвиды, извлекал выгоду из наплыва паломников.

Пробраться через Оксфорд с севера на юг по Фиш-стрит было сложнее, чем обычно. Башни святого Михаила на Саутгейт и святого Мартина, выходившая на Карфакс, ограничивали с двух сторон оживленную улицу. Эти две башни были двумя из тринадцати приходских церквей, расположенных внутри стен шумного города Оксфорда. В самом конце улицы, около Южных ворот, пополняли запасы товара торговцы дровами. Потом выкатывали наружу прочные, вонючие бочонки соленой рыбы рыботорговцы. А ближе всего к Карфаксу — центральному пересечению четырех улиц — располагались прилавки кожевников и перчаточников; их узкие витрины, за которыми внутри лавок скрывались мастерские, привлекали толпы зевак, как мясо привлекает мух.

К вечеру суета в сердце Оксфорда постепенно замерла. А когда стемнело, лавочники покинули улицы и закрыли свои витрины ставнями и решетками. Добропорядочные английские граждане скрылись за прочными дубовыми дверями. Так же поступили не менее добропорядочные члены солидной еврейской общины, живущие на восточном конце Фиш-стрит — здравый смысл подсказывал им, что следует избегать столкновений и не оставаться на улице по ночам. Потому что с наступлением ночи улицы принадлежали другим. Сначала их захватывали армии крыс и мышей, которые питались остатками жизнедеятельности людей. Но эти суетливые обитатели тьмы были сравнительно безобидными. К сожалению, ночь не полностью принадлежала им. Долгие зимние вечера казались бесконечными молодым людям, учившимся в университете, который и был сердцем города. Скука и доступность спиртного были весьма опасным сочетанием для тех, кто искал тепла холодными ночами, до звона вечерних колоколов. Половина домовладельцев в Оксфорде варила и продавала пиво, и спиртное, казалось неизбежно сопровождало каждый шаг студентов университета.

Той ночью сторож вместе с городским констеблем, Питером Баллоком, устало брел по широкой Хай-стрит. Когда они шли мимо церкви Пресвятой Девы Марии, Баллок заметил человека, в котором узнал хранителя из аббатства святой Фридесвиды. Тот о чем-то серьезно беседовал с каноником августинцев. По правде говоря, казалось, что разговор становится довольно накаленным, потому что Яксли замахал перед лицом каноника кулаком. Каноник был человеком низеньким, толстым, с морщинистым лицом, и Баллок его не знал. Монахи из аббатства Осни не часто появлялись в городе. Баллок напрягся, готовый вмешаться в перебранку. Но его отвлекли осипшие студенты в хорошем, но довольно неаккуратном платье, которые вывалились из дверей церкви. Баллок пренебрежительно покачал головой, глядя, как молодежь, пошатываясь, пересекает улицу, направляясь к Гроуп-лейн и закрыв от констебля скандалящих монахов. Похоже, идут в дом терпимости к Гвен, решил Баллок. Прямо от святого к нечестивому. Из узкого переулка до него донесся припев хорошо знакомой неприличной песенки:

Баллок не выдержал и ухмыльнулся, вспомнив морщинистые лица своих приятелей. Он и сам был человеком тучным и сутулым, с вечно сердитым выражением лица. И лет ему уже было немало — как и сторожам. А вот студентам похабная песенка очень подходила. Юность — это очарование, старость — бессилие. Если служба пехотинцем его чему-нибудь и научила, так это непреложной истине: жизнь коротка, юность возбуждает, старость — это бремя, а смерть неизбежна.

— Наслаждайтесь, пока можете, парни, — пробормотал он свое благословение.