Сыщики шли вниз к реке в полной темноте. Ни одного фонаря! Из подворотен на незваных гостей смотрели какие-то люди и молча исчезали во дворах. Мойсеенко не обращал на них внимания. Он уверенно ступал по загаженной мостовой – видимо, часто тут бывал.
Вот и дом на углу. Надзиратель поднялся по левой лестнице на второй этаж, не останавливаясь, толкнул дверь.
Сыщики ворвались в узкую комнату с одним окном. На диване сидел мужчина, кучерявый, в пестрой жилетке. Красивая молодуха играла с ним в лото. Она вскрикнула и бросила карточки.
– Ах! Дмитрий Петрович, пошто вы нас так пугаете?
Мойсеенко, не говоря ни слова, схватил мужчину за волосы, подтащил к печке и с размаху приложил лицом о кафель. Из разбитой губы хлынула алая кровь.
– Сволочь! Из-за тебя господина Лыкова чуть не зарезали! Говори, где Безносый?
Баба наблюдала происходящее, не думая вмешаться. У нее был вид человека, бывавшего в переделках…
– Говори, не то до смерти забью!
– Ты чего? Ты чего? – заскулил Пашка. – Какой Безносый, о чем ты? Не бей, слышишь? Объясни!
– Объяснить? На!
Сыщик сильно ударил вора кулаком по лицу, так, что тот упал.
– На каторгу захотел, сморчок неудельный? Сейчас выпишу! Говори, иначе хуже будет!
Маз сидел на полу, растирая по лицу кровь, и не решался встать. Вид у него был обескураженный.
– Дмитрий Петрович… – попросил он снизу вверх. – Скажи, за ради бога, за что ты меня тиранишь? В толк ведь не возьму!
– Это надворный советник Лыков, – кивнул на начальство Мойсеенко. – Третьего дня я рассказал тебе о его догадке насчет Безносого. Помнишь? Про казака, которому конь нюхало откусил. Смекаешь?
– Был такой разговор, и что?
– А то, воровская твоя душа, что тот казак Безносый и есть!
– Да ну?
– Вот тебе и ну, скотина! Безносый понял, что Лыков скоро откроет его личность. И напал на него средь бела дня. Едва не убил! От кого узнал он об господине Лыкове? Только от тебя мог. Признавайся, как ты с ним сообщаешься?
Пашка сидел на полу и сосредоточенно думал. Потом, что-то сообразив, перевел взгляд на свою бабу.
– Груша! Ты что, сука, творишь?
– Знать не знаю и ведать не ведаю! – отрезала та. – Ничего не докажете.
Мойсеенко подскочил к марухе и схватил ее за волосы.
– Дрянь! Ты знаешь, что бывает за покушение на полицейского чиновника? Говори, покуда цела!
– Вы, господин Мойсеенко, не забывайтесь, – хладнокровно ответила Затейникова. – А то ведь я расскажу следователю, как вы ворам потакаете! Он, господин Лыков, с Паши процент берет. И дозволяет бомбить, сколь хошь!
Мойсеенко побледнел. Он наклонился к уху бесстрашной бабы и прошептал так тихо, что Лыков едва расслышал:
– Если ты еще раз… хоть во сне… ты меня знаешь!
– А что я?
– Знаешь, стерва! Я слов на ветер не бросаю. Тебя не убьют, нет. Подловят на улице и ножичком по морде погуляют. Так погуляют, что потом ни один мужчина к тебе не подойдет. Поняла?
Теперь побледнела баба. Вид у сыскного надзирателя действительно был страшный. Он вовсе не шутил.
– Что, задумалась? Ты ведь по мужским головам, как по лестнице, наверх лезешь. Стала марухой самого Бородина, денег куры не клюют. А тебе мало? Хочешь быть владычицей морскою?
– Не пойму я вас, Дмитрий Петрович, – совсем другим тоном заговорила баба. – Какой владычицей?
– С Безносым связалась. Наводчицей у него служишь. Слышь, Пашка! Она у тебя часто из дому по ночам уходит?
– Бывает… А что?
– А то! Баба твоя при шайке Безносого состоит. В клубах, где играют в карты на деньги, тот ловит дураков. И убивает. А Груша твоя – наводчица.
– Врешь!
Маз вскочил, подошел к своей сожительнице:
– Он правду сказал?
Та отвернулась к окну и молчала. Надзиратель дернул вора за рукав:
– Эй! Ты сам-то знаешь атамана?
– Что? А… Нет, токмо слыхал о нем.
– Где его искать?
– Вот те крест, Дмитрий Петрович! Знал бы – сказал. Чего мне его беречь? В глаза не видал и знакомых не имею, кого спросить!
– Ваше высокоблагородие, давайте обыск делать, – обратился надзиратель к Лыкову. – Арестуем обоих, может, там по-другому запоют.
– Приступайте, а я сейчас пошлю кого-нибудь за извозчиком.
Надворный советник изловил в соседней квартире какого-то оборванца, дал ему полтинник и велел доставить экипаж. Когда он вернулся, Мойсеенко складывал на стол добычу. Сверху лежала дорогая шуба из куницы.
– Знакомая вещь? – спросил сыщик.
– Украдено у баронессы Боде-Колычевой, – ответил надзиратель. – Ай да Пашка!
– А понятые где?
Мойсеенко только фыркнул.
– Понятые подпишут… в свое время. Нам, Алексей Николаевич, еще с Бородиным торговаться. Он вор знаменитый, если спросит в притонах про Безносого, ему ответят. Так, Пашка?
Маз скривился, но промолчал.
– Так! А если мы все это добро в протокол запишем, как торговаться будем? Нет, вы уж позвольте мне дело до конца довести. Так, как я умею.
И Лыков не стал спорить. Действительно, вор может быть очень полезен. Но, чтобы он захотел сотрудничать, нужно иметь, чем его прижать…
Маза и его маруху доставили в Малый Гнездниковский переулок и посадили в секретные камеры. Мойсеенко быстро разобрал конфискованные вещи и остался доволен.
– Алексей Николаевич, – обратился он к начальству. – Вы идите поспите, а я сяду у Пашки в засаде.
Лыков посмотрел на часы – половина первого ночи.
– Справитесь один? Может, кого к вам в помощь подослать?
– Тогда премию делить придется. Нет, я сам!
– Думаете, Безносый туда явится? Пашка сам его не знает, никогда не видел… Что атаману делать на его квартире?
– А вдруг? Иных зацепок у нас пока нет. Затейникова упряма, изворотлива. Откажется признаваться, и ничего с ней не сделаешь. Буду хвататься за все!
Алексей посмотрел на Мойсеенко. Тот был бодр и свеж, от него исходили волны энергии. За тысячу рублей этот человек готов был горы свернуть.
– Ну, осторожнее там… Утром я вас навещу.
Когда Лыков утром явился в сыскную полицию, его ждал курьер из Петербурга. Он привез формуляры на раненых, подобранные Таубе. Алексей вручил курьеру сотню для передачи барону и развязал папку. В ней лежали три офицерских формуляра и двадцать шесть – на нижних чинов. Из них сыщика интересовала только одна бумага. Вот она! Казак Второго Ейского полка Арсений Гулый. Ну-ка… Уроженец станицы Старолеушковской. Так и есть! Отчислен из лейб-гвардии Атаманского полка за дурное поведение. Награжден темно-бронзовой медалью за турецкую войну. Получил увечье в действующем отряде. Комиссован из Кубанского войска как неспособный нести строевую службу. Вручено единовременное пособие – тридцать рублей. Негусто…