— Умерла? Да как же это? — следователь потер лоб рукою и прикрыл ладонью глаза. — Боже милостивый! Ну почему, почему так бывает? Добрая, молодая, красивая, и… ушла? Ведь совсем еще ребенок! А как это перенес полковник?
— После ее похорон Игнатьев написал рапорт о переводе его в действующую часть. Я назначил его командиром одного из сводных отрядов, сформированных в составе экспедиции под общим командованием генерала Турчанинова. Они перешли Кубань и двинулись к верховьям Урупа для захвата родового аула кабардинского князя Аджи-мурзы-бека Хамурзина. Оттуда им предстоит встретить обоз, сопроводить его до Псефира, и только после этого они вернутся в Прочный Окоп.
— Мне надобно срочно встретиться с полковником, — Самоваров бросил на барона полный решимости взгляд.
— Как вы это себе представляете? Экспедиция воротится в Ставрополь не раньше чем через три недели.
— Что ж, я преодолел почти три тысячи верст, проеду и еще…
— Двести… двести верст, дорогой вы мой Иван Авдеевич, по ущельям и козьим тропам! Да ведь вокруг пули будут свистеть и абреки шашками над головой махать! Что вы надумали?! Это ведь не по рязанским перелескам вояжировать! Здесь война! — В ажитации барон поднялся и заходил по комнате.
— Ваше превосходительство, поймите, для меня решительно важно допросить полковника! Все, что я имею на сегодняшний день, — это всего лишь клочок записки с газетой да брошенная кем-то пуговица от мундира поручика Рахманова. Но этого крайне мало для того, чтобы найти исчезнувшие сокровища! Только неопровержимые факты и бесспорные улики могут выявить злоумышленников и привести к пропавшему золоту! — с жаром доказывал свою правоту надворный советник.
— Хорошо. Я предоставлю вам охранение, но прежде… угощу вас обедом.
18
В горах
Мирное безмолвие холодного утра притаилось в еще не пробудившемся ущелье. Тусклая сероватая дымка, опутавшая спящий аул, постепенно рассеялась, открывая очертания убогих каменных лачуг, прилипших к небольшому плато у подножия рвущихся в небо горных вершин. Передовой отряд Игнатьева, состоявший из роты Навагинского пехотного полка, ста пеших черноморских казаков и сотни линейцев с одним конным орудием, занимал исходные позиции. Солдаты в шинелях, с кожаными ранцами за спиной, заряжали винтовки и примыкали к стволам штыки. Казаки вместе с пехотинцами растягивались в цепь, полностью окружив селение.
— Вперед! — прозвучала команда, и триста пар сапог ринулись вверх, сбрасывая в ущелья выбитые подошвами камни. Аул был взят легко, без единого выстрела, но в нем не оказалось ни одной живой души. Кабардинцы увели в горы скот и домашнюю птицу. Даже скирды хлеба и те были убраны. Победителям достались только голые стены каменных саклей с почерневшими от копоти дымовыми отверстиями.
Полковник построил подчиненных офицеров:
— Господа! Нам предстоит скрытно совершить марш по тылам противника. Выступать приказываю боевым порядком! В авангарде — линейцы, по флангам — пехота. Во время следования не курить и не разговаривать! Всем соблюдать тишину!
Игнатьев прекрасно понимал, что, двигаясь боевым порядком, а не походным, колонна потеряет в скорости, зато горстка его пеших воинов в любой момент будет готова вступить в бой. На войне такие предосторожности никогда не бывают лишними.
Предав дома огню, сводный отряд, как и предписывалось, шел навстречу обозу, следовавшему из Усть-Лабинской крепости. Им предстояло пройти через владения двух враждебных племен: махошевцев и ерукаевцев, находившихся в вассальной зависимости от сильного термигоевского князя Джембулата. Стремясь избежать ненужных потерь, командир изменил маршрут. Продираясь сквозь густой лес, он обогнул опасные земли махошевцев, но был вынужден вторгнуться во владения ерукаевцев.
На рассвете войска приблизились к Сфири. Широкая горная река несла свои воды, с шумом разрывая безмолвие давно потухших древних вулканов. Игнатьев ехал во главе экспедиции. Внезапно его конь остановился и принялся бить копытом, отказываясь идти дальше. Предчувствуя недоброе, полковник спрыгнул с лошади и, пробравшись сквозь густые заросли дикого терна, едва разглядел бесконечную темную полосу, заслонявшую переправу. «Похоже на лесной завал», — подумал он. Но через минуту, когда плотный речной туман рассеялся, офицер понял, что это чернели бурки и папахи горцев. «Никак не меньше тысячи!» — прикинул опытный воин. Не растерявшись, он скомандовал:
— Орудие — в авангард колонны. Картечью пли!
Пушка с расстояния полуружейного выстрела в клочья разбросала врага. Его ряды смешались. Артиллерийская канонада отозвалась нескончаемым горным эхом, разрезавшим предутреннюю тишину. Шедшая в боевом порядке колонна с ходу ринулась в атаку. Казаки рубились отчаянно. Пехота пустила в дело тесаки. Игнатьев находился в самой гуще сражения. Не выдержав напора, неприятель рассыпался по лесу. Воспользовавшись замешательством противника, Сфирь была тут же форсирована.
Оправившись от неудачи, басурмане дождались, пока отряд выйдет на равнину. И только там они поняли, что втрое превосходят русских по численности. Осмелев, кабардинцы окружили смельчаков и со всех сторон молча, без единого выстрела понеслись в атаку.
— Картечью пли! Ряды сомкнуть! — с ледяным спокойствием приказал полковник.
Навагинцы и пешие черноморцы встретили летящую на них лавину ощетинившимся частоколом казачьих пик и солдатских штыков. Единорог, установленный на деревянных, обитых железом колесах, словно сказочный монстр извергал клубы порохового дыма и жуткого пламени, выбрасывая из своего жерла чугунные ядра со смертельной начинкой. Направленное прямой наводкой орудие разрывало на части тела горцев, приводя скопище диких всадников в смятение. В ту же минуту командир во главе сотни линейцев врезался в стан противника. Не ожидая такой дерзости, нападавшие дрогнули и, подбирая на ходу убитых и раненых, отступили. Небо заволокло черным дымом, и запахло едкой пороховой гарью.
— Отря-яд стано-ви-ись! — разнеслось кругом. Солдаты и казаки наскоро приводили себя в порядок, быстро образуя стройные шеренги.
— Господа офицеры, доложить о потерях! — Игнатьев выехал перед строем на коне. В пылу сражения он потерял треуголку и потому принимал доклады офицеров без головного убора.
— Во второй роте Навагинского полка девять убитых, шесть раненых, — доложил штабс-капитан Новиков.
— В третьей сотне Кавказского линейного казачьего полка погибло четверо, ранено девять. Сотник Рыдва убит. Командование принял хорунжий Осадчий, — негромко отрапортовал немолодой уже казак.
— В первой сотне второго Черноморского казачьего полка убито тринадцать, ранено восемь, — докладывал окровавленный казачий офицер, одновременно зажимая тряпкой уцелевшую часть уха.
— Полкового лекаря сюда! Быстро! — приказал командир.
— Не стоит, господин полковник, доктор помогает тяжелораненым. А это так… ничего серьезного.
Начальник колонны проскакал перед строем, остановился и громко, во всю силу своих легких прокричал: