Впрочем, какая нация, такая и мать.
Так, с женушкой и ее сообщниками он разберется позже, а сейчас надо отправиться дальше, на поверхность, в лес. Поискать…
– Кай!
Громкий стук в дверь бесцеремонно вырвал его из долгожданного и от этого невероятно затягивающего процесса. Вырвал грубо, резко, даже болезненно.
И Кай почувствовал, как внутри поднимается волна ярости.
И как он, оказывается, устал притворяться, изображать из себя идиота, терпеть рядом хладнокровную тварь, едва не отправившую его на тот свет.
Он ведь только что проверил – способности сохранились целиком и полностью, он по-прежнему может управлять людьми, делать из них послушных марионеток. Да, ненадолго, но ему хватит, чтобы вырваться из этого серпентария!
На волю, к сыну, к Виктории…
И плевать ему на оставшихся, в конце концов, они сами виноваты!
– Кай, ты что там застрял? – Маменька. Ишь, тревожится. Вот только не о сыне, а о банке отборного генетического материала. – Почему не отвечаешь? Черт! – Ручка двери задергалась в эпилептическом припадке. – Брунгильда, он заперся там изнутри! Придется ломать дверь! Позови кого-нибудь!
– Вот для этого и нужен кто-то сильный рядом, – не преминула куснуть свекровь красотка. – Не столько для охраны, сколько на случай вот таких выходок неразумного дитятки. Ладно, сейчас позову.
Пузырящаяся сила радостно пульсировала в кончиках пальцев, предвкушая выход на сцену. Застоялась она за это время, мышцы ослабели без тренировки. Но ничего, сейчас ка-а-ак бахнем!
Делай, что должен, и будь что будет!
И в этот момент три разноцветные горошины прокатились совсем рядом, Кай даже услышал детский визг и хохот за стеной.
Откуда здесь, в максимально удаленной от основного жилого комплекса части подземелья, взялись дети, было совершенно непонятно. Сюда и взрослые-то забредали нечасто, опасаясь вызвать недовольство предпочитавшего уединение Кая, а уж о детях и речи не шло. Ясли-сад-школа находились в прямо противоположной стороне, и детвора тусовалась исключительно там.
Но сейчас малыши были здесь. Яркое разноцветное драже, пока еще умеющее радоваться жизни…
И самоустраниться, отправив их на смерть, Кай не смог. Опять не смог.
Тяжело вздохнув, он нацепил на лицо маску капризного кретина и, открыв защелку замка, с шумным топотом вылетел из туалета.
Грета проворно отскочила в сторону, а вот Брунгильда, набиравшая номер по телефону внутренней связи, сделать этого не успела.
Впрочем, даже попытайся она что-то предпринять, у нее вряд ли получилось бы.
Ведь надо было куда-то выплеснуть кипевший в крови адреналин!
В общем, красотку не просто оттолкнули, ее смели с пути, небрежно отшвырнув в сторону, словно табуретку.
– Ай! …! Ты что, дебил, делаешь?! – И снова сладостные для чуткого уха поэта визг и ругань. – Урод кретинский! Носорог…ный!
– Брунгильда!!! – Глаза маменьки стали необычно круглыми, с чего бы это? Ах да, она же еще ни разу не слышала, как виртуозно будущая Мать Нации владеет лексиконом портовых грузчиков. – Какая гадость! Что за выражения?!
– Вы что, не видели, что он сделал? – прошипела истинная арийка, поднимаясь с пола. – У меня теперь синяки будут!
– Ну да, мальчик не умеет пока держать себя в руках, но это не повод уподобиться уличной девке! Где твоя нордическая сдержанность?! Кай, ну куда ты собрался! Прекрати ломать дверь, все равно не выйдешь!
– Пути! – пропыхтел мужчина, с монотонностью строительного молота долбя плечом дверь. – Пути меня! Там игат! Бегат! Дети! Хотет игат!
– Это он детей услышал, – улыбнулась Грета, мягко беря сына за руку. – Вот и побежал. А ты просто на пути оказалась, вот и все. Кстати, надо будет сделать выговор воспитателям детского отсека. Что за разгильдяйство – дети умудрились пробраться аж сюда! Так они и наружу смогут убежать незамеченными, и тогда проблем не оберешься.
– Пути! – не успокаивался Кай. – Хотет туда! Дети!
– Ты лучше извинись перед Брунгильдой, – строго произнесла мать. – Ты сбил ее с ног, сделал ей больно, она обиделась. Так себя хорошие мальчики не ведут!
– Мне… – Кай прекратил барабанить и, склонив голову, зашмыгал носом. – Я пахой! Пахой мачик!
– Ну-ну, перестань. – Грета погладила «мальчика» по плечу и, не выпуская его ладонь, подвела к злобно сверкавшей серебром глаз Брунгильде. – Ты вовсе не плохой, ты просто непослушный. Сейчас извинишься перед своей женой, а в будущем будешь слушаться ее во всем, и тогда у тебя все будет хорошо. Ты даже не представляешь, как тебе будет хорошо. Ну, проси прощения.
– Нет, – набычился Кай. – Не будет. Пасит пащеня не будет.
– Что значит – не будешь? Почему? Так хорошие мальчики не поступают.
– Я пахой, я казал!
– Но почему ты решил, что плохой?
– Тому! Я игал!
– Играл?
– Да.
– Ну и что? Вот то, что ты не отвечал нам с Брунгильдой, когда мы тебя звали и стучали в дверь туалета, – это плохо. Но это вовсе не значит, что ты плохой, ты научишься. Кстати, а почему ты молчал? Ты же слышал, что мы волнуемся.
– Тому что пахой. Тому что игал.
– Играл в туалете? – насторожилась маменька.
– Да. С каником.
И Кай едва удержался от смеха, увидев, как Грета брезгливо не просто отпустила – отбросила его ладонь.
Но один фырк все же прорвался, и пришлось замаскировать его под расстроенное хныканье:
– Я помыт ручки! Помыт! Я все помыт, не тока ручки, таму что…
– Не продолжай! – крикнула Грета, подняв вверх ладони. – Я поняла. Ты молодец, что помыл руки после… гм… но заниматься этим самостоятельно мальчикам нельзя. Для этого и существуют жены. Вот как Брунгильда. Она тебе со временем все расскажет, покажет и научит, но для начала ты должен извиниться. И в будущем быть послушным.
– Ивини. – Эх, не получается соплю пустить по желанию, а то сейчас в тему было бы. Но обслюнявить мы могем. – Я так не буду боше. Ты касивая, да. Дай челюю!
И он, скосив глаза к переносице, потянулся вытянутыми трубочкой губами к скривившемуся в гримасе отвращения рту Брунгильды. Не забыв пустить обильную струйку слюны из левой части трубочки.
– Нет! – шарахнулась нежная женушка. – Не надо! Потом.
– Хотет! Челюю!
– Грета, я, пожалуй, пойду. Пусть Кай успокоится. Кстати, лекарства Краух передал?
– Да, конечно, вот они. Сейчас достану транквилизатор.
– Отлично. Я вернусь вечером.
– Лучше завтра утром.
– Как скажете, – с немалым облегчением кивнула невестка. – Пока, мой родной! Не скучай, я завтра вернусь.