Гомункулусы Менгеле быстро сообразили, кто помешал их планам, и, разозлившись, решили столкнуть лбами Нику и Кая – сами они не могли справиться с моей дочерью, силенок не хватало.
А вот Кай, по их мнению, казался более подходящей добычей.
И, объединившись, они ударили по его разуму.
И у них почти получилось…
Я впервые присутствовала при ментальном сражении, и могу сказать одно – ощущения не из приятных.
Казалось, все волосы на теле встали дыбом, наэлектризованные мощнейшим энергетическим полем. И источником этого поля была наша девочка, тоненькая хрупкая хохотушка Ника…
Совершенно неузнаваемая сейчас – лицо девочки словно повзрослело лет на десять, сжавшиеся в нитку губы, сосредоточенно сведенные брови, все отчетливее проступающая синева под глазами и все сильнее бледнеющее лицо…
Материнский инстинкт сорвал голос, пытаясь докричаться до меня, заставить схватить дочь в охапку и прервать этот жуткий бой. Обнять, укрыть, защитить – она ведь совсем маленькая еще, ей всего лишь десять лет! Ей в куклы играть надо, а она…
А она отчаянно сражалась за жизнь абсолютно чужих ей мужчины и мальчика.
Из последних сил. Последние минут двадцать мы с Лешкой держали дочь на руках – стоять она уже не могла.
А потом все кончилось. Резко и неожиданно.
Опушенные длинными темными ресницами глаза нашего ребенка вдруг распахнулись, и Ника устало улыбнулась:
– Все.
– Что – все? – проклекотал Лешка и закашлялся, выбрасывая из себя накопившиеся напряжение и страх за дочь.
– Наши успели. Теперь все будет хорошо.
– А эти, выкормыши Менгеле, угомонились?
– Вроде да. А может, Сильные очухались наконец. Во всяком случае, Новых пока не слышно.
– Ника! – Дверца джипа распахнулась, и к нам раненой чайкой метнулась Виктория.
Она явно еще не до конца пришла в себя, во всяком случае, ноги плохо слушались хозяйку, периодически роняя ее на снег. Выбежавшая вслед за дочерью Саша помогала ей подняться и пыталась замедлить бег, но девушка рвалась к нам, к своей последней надежде.
Совершенно не обращая внимания на задыхающийся крик матери:
– Викуся, погоди! Ты же ей мешаешь!
И снова падала, и снова вставала – двадцать метров Вика преодолевала минут пять, не меньше.
За это время Никуська уже смогла самостоятельно удерживать вертикальное положение, пусть и с помощью мамы с папой. Но стояла сама.
И улыбалась радостно и легко.
И добежавшая наконец Вика увидела эту улыбку. И все поняла.
Прижав дрожащие пальцы к губам, она робко переспросила:
– Они… живы?
– Да. Все хорошо. Наши уже там.
– Я… Я хочу к ним, туда!
– Они тоже очень хотят к тебе. Они уже едут, на снегоходах. Скоро будут здесь.
Но скоро растянулось минут на сорок. И все это время Вика ледяной скульптурой застыла на одном месте, неотрывно глядя в сторону леса. В ту сторону, куда ушли наши.
Она не реагировала на уговоры матери ждать в теплой машине, отказывалась греться чаем, жизнь в ней словно замерла. И вернулась только тогда, когда до нас донесся рокот снегоходов.
Вика вздрогнула, сжала руками ворот куртки и шагнула навстречу звуку. Раз, другой, третий… Потом побежала, пробиваясь сквозь глубокий снег.
Сашка рванулась было за ней, но я удержала подругу за руку.
А из леса вылетел первый снегоход. Заложив довольно крутой вираж, он направился к спотыкающейся одинокой фигурке, остановился метрах в трех от нее.
И пространство вокруг нас пронзил, улетев во Вселенную, тоненький ликующий крик:
– Мама!!!