Шерлок Холмс и узы крови - читать онлайн книгу. Автор: Фред Томас Саберхаген cтр.№ 56

О, всё это было так приятно. Я куда-то плыл, чувствуя себя в безопасности. Мне казалось, что я полностью контролирую ситуацию, тогда как на самом деле мне грозила величайшая опасность. Смутно, как будто издалека я увидел, как крестьянин наклоняется надо мной, и услышал его слова:

— А я вижу, ты любишь кровь, ну точно как Александр Ильич. Любишь кровушку-то?

— Как Кулаков? Да, пожалуй, люблю. — Облизав губы, я перевёл взгляд на клыки мёртвого зверя, которые угрожали женщине, лежавшей на медвежьей шкуре.

Но эти большие тёмные глаза неотвратимо притягивали меня.

— Почему ты мне не скажешь, как тебя величать?

— Влад Дракула.

— Значит, ты из румын? Нет? С Богом-то дружишь?

Пожав плечами, я нахмурился. Это был серьёзный вопрос.

— По крайней мере, мы с ним старые знакомые… Боюсь, мы не всегда ладим.

— Не богохульствуй. — Это был приказ, отданный не в гневе, а с безмятежной уверенностью того, кто обладает духовной властью.

Необходимо было послушание, но я покачал головой. Я не считал это богохульством.

— Тебя можно бы вылечить, Влад Дракула.

— Я не болен.

— Твоё тело в каком-то странном состоянии. Я имею в виду, что тебя можно вылечить от жажды крови. Хочешь вылечиться?

Я снова покачал головой:

— Это значило бы…

— Что?

— Значило бы вылечить меня от самой жизни. А я хочу жить. Как тебя зовут? — Почему-то я перешёл с ним на «ты», и это казалось правильным: я же не возражал, когда он обратился ко мне на «ты». Его высокомерие не оскорбляло, так как было столь велико, что выходило за рамки высокомерия.

Его глубоко посаженные глаза смеялись. Мой ответ не удовлетворил крестьянина, но он, как видно, и не ожидал иного. Он сказал:

— Я же назвал тебе моё имя: я Григорий Ефимович Распутин.

Эта фамилия ничего мне не сказала — она прогремит только через несколько лет. Я улыбнулся, поскольку «Распутин» имеет один корень с русским словом «распутство», как если бы англичанин представился Григорием Пóрно.

— Старец, — прошептал я.

Один из русских странствующих святых дурачков. По крайней мере, это объясняло, почему он принят некоторыми аристократами. Такова была русская традиция. Десять, а то и сто тысяч таких странников бродили в 1903 году по большим дорогам и тропинкам этой великой страны, от Польши до Сибири. Но ни один из них не обладал, спасибо Казанской Божьей Матери, способностью Григория Ефимовича вредить или исцелять, не чувствуя при этом ни малейшей ответственности по отношению к своим собратьям.

Он тихонько позвал меня:

— Пойдём-ка со мной на балкон, будем вместе смотреть на восход.

В дальнем уголке сознания зашевелилась мысль, что я уже где-то слышал это имя и отчество и что оно имеет особое значение, так как связано с каким-то делом, которым я занимаюсь. Но в тот момент я не мог сосредоточиться на этой мысли…

…Потому что необходимо было принять только что сделанное предложение. У меня просто не было выбора. В своё время я тоже делал такие предложения.

Я с готовностью встал. Передо мной плясали картины радостных, солнечных дней моего детства и юности.

— Да… Я давно, очень давно не видел рассвета.

Кажется, у меня под ногами оказались ступеньки, и я смутно помню, как мой новый наставник привёл меня на маленький балкон — их было несколько на восточном фасаде особняка. Помню, как он положил мои руки на холодные железные перила, доходившие мне до пояса. И я остался стоять на балконе, тогда как Распутин удалился. Как я теперь понимаю, он увидел Кулакова, с которым заранее договорился о встрече.

Двое мужчин начали беседовать. Я слышал почти всё, ничего не понимая, но фиксируя в памяти. Мысли мои были сосредоточены на рассвете, которого я так безмятежно дожидался. Вскоре стало ясно, что Кулаков, долгое время страдавший каким-то недугом, вернулся в Санкт-Петербург главным образом для того, чтобы встретиться с человеком, который, как он знал, может принести ему облегчение.

Распутин прежде уже лечил Кулакова от некоторых хронических болезней: кошмаров, душевной муки, боли в шее, являвшейся следствием того, что его когда-то повесили.

У меня сложилось впечатление, что несколько месяцев назад Кулаков сообщил Распутину, что собирается в Англию, чтобы попытаться вернуть сокровище, давным-давно украденное у него. Но этот крестьянин не посылал графа в Англию насиловать, убивать и грабить. По-видимому, Распутин только посоветовал, чтобы Кулаков постарался справиться с мучительными проблемами из его прошлого.

Звуки веселья из отдалённых покоев дворца долетали в альков, где беседовали двое мужчин. На граммофоне снова и снова играла поцарапанная пластинка с искажённым голосом Мэри Гарден ^[12].

Кто-то на первом этаже сменил заезженную пластинку восковым фоноваликом, и запел Энрико Карузо. Послышались взрывы хохота. Возможно, это прибыли цыгане, и я рассеянно подумал, что они привели с собой медведя — по крайней мере, на кухню. Где-то падала мебель и билась посуда — веселье явно приняло разнузданный характер.

Однако Распутин определённо предпочитал держаться вдали от подобных развлечений. Он был крестьянином и мистиком, но неизмеримо далеко ушёл от цыган с их безобидным гаданием и приворотным зельем.

— Где ты был, дружок? — спросил он Кулакова. — Я не видел тебя несколько месяцев.

— Я был в Англии, — ответил Кулаков. — Три месяца назад я тебе сказал, что туда собираюсь.

Распутин что-то добавил, но ни я, ни Шерлок Холмс (который, как вы узнаете в дальнейшем, тоже подслушивал) не разобрали, о чём идёт речь.

— …Я же сказал тебе, батюшка, что в Англии есть люди, которые меня ограбили. Я поехал туда, чтобы вернуть своё. А ещё заставить их расплатиться за то, что они со мной сделали.

— Я же не то тебе советовал. Ты любишь Бога, Александр Ильич?

— Мне нужна помощь, Григорий Ефимович. Помоги мне. У меня опять дурные сны, и меня мучает бессонница, а ещё всё время болит шея.

Святой человек велел пациенту сесть в мягкое кресло, которое раньше занимал я.

— Подумай о солнце и звёздах и о том, кто их создал. Боль уйдёт. И дурные сны тоже. Я вижу, что ты расстроен. Но ничто в жизни не стоит того, чтобы расстраиваться, — всё проходит.

И Кулаков, этот вампир-убийца, погружаясь в сон, что-то пролепетал тихим детским голоском.

Затем снова заговорил Распутин:

— Расскажи мне об этом сокровище, которое, говоришь, потерял. Что в нём уж такого важного?