Валькирия [= Тот, кого я всегда жду ] - читать онлайн книгу. Автор: Мария Семенова cтр.№ 60

Тонкая щель под дверью, дававшая немного тусклого света, медленно меркла: близилась ночь. Никто не искал поссорить Велету и моего побратима. Сами не сохранили, не сберегли… Холодный сквозняк, пробравшийся с моря, коснулся моих ног, я вздрогнула, запахивая одеяло. И кто-то другой, безжалостный и беспощадный, вдруг вопросил: а ну как я сама однажды поссорюсь с Тем, кого я всегда жду? Если обидит меня? Тоже лишку разойдётся на весёлом пиру? Или я чем провинюсь? Да просто – под горячую руку? Как стану потом смотреть в глаза ему – и вспоминать их враждебными, слепыми и мутными от неприязни ко мне?..

Не быть тому никогда, вскричала во мне душа. Никогда!.. Тот, кого я всегда жду, он был… что каменная скала, при которой надёжно расти клонящемуся вьюнку. Твёрдый камень, тёплый от солнца. И не бывает такого, чтобы скала отворачивалась, стряхивая чьи-то слабые корни. Если рушится, значит, рушится мир. Весь мир маленького вьюнка…

Ну а что, если всё-таки, не отставал тот другой, разумный и трезвый, привыкший холодно наблюдать со стороны и тогда, когда мне блазнилось – падает небо. А что, если всё-таки?..

Тогда я виновато припомнила страшный заметённый двор, который я никак не могла пересечь во сне… Нет. Это был неправильный сон. Такие сны подсылает злая Морана, и они по-гадючьи жалят в самое сердце. Всё было не так. Я никуда не уходила, чтобы потом бежать, надсаживаясь, назад. Я обняла ладонями его лицо, и он не оттолкнул моих рук, потому что иначе… потому что иначе он не был бы Тем, кого я всегда жду. И ещё потому, что в зрачках у него опять отражалась метельная ночь и Злая Берёза с окровавленным, обледенелым стволом… И я крепко прижала к своей груди его голову и не отпускала, пока не растаяло страшное наваждение и вокруг снова было только ликующее весеннее солнце…

А кто-то другой плакал, зная: это сбылось лишь во сне. Наяву он был один. Без меня. Он так и остался навеки в зимней ночи, и мне никогда не поспеть к нему, не обнять, не спасти…

Смейтесь, если смешно!.. Мне вдруг помстилось – кто-то стоял по ту сторону двери, совсем рядом, ждущий меня, живой… Я вскочила, сбрасывая одеяло, босиком, бесшумно перебежала по полу… Нет, конечно, там никого не было, но странное чувство не покидало, и тогда я распласталась по дверным доскам, раскинула руки, всем существом устремляясь к тому, кого не было там, снаружи, а может, совсем не было на земле, я слышала его дыхание и ощущала тепло, близкое тепло любимого тела…

И слёзы, катившиеся, катившиеся по щекам…

Срок моего заточения минул как раз в день, когда Вольгасту пришла пора уезжать. Мстивой Ломаный отпустил с ним новогородцев, кончавших прибыльный торг. Новогородцы добыли здесь всё, что думали взять у корелов. И до устья Мутной отсюда было в два раза ближе, чем от того острова, где мы повстречались. Воевода шутил с ними, звал ещё приезжать. Гости кланялись и обещали. Не то впрямь полюбилось, не то боялись ему возразить. Только Оладья смотрел в спину варягу, и глаза были как два ножа. Не могу лучше сказать и не ведаю, почему кривые ножи.

Оладья носил воинский пояс. Он высоко сидел в гриднице у князя Вадима. Была у него славная мужская стать и тёмные кудри, уже отороченные серебром, – влюбчивым девкам на заглядение. Оладья посматривал на меня. Сперва с простым любопытством, ведь не во всякой дружине девки хоробрствуют. Потом, улыбаясь, начал пощипывать густые усы. Он думал, я не следила, как он смотрел в спину вождю. И он тоже не походил на Того, кого я всегда жду. Добрые Боги, ваявшие его лицо, многовато оставили для подбородка и скул и чуть-чуть поскупились, делая лоб. Всегда кажется, что человек с подобным лицом мужествен, но не слишком умён.

К моему удивлению, Нежата почти всё время ходил вместе с Оладьей. Потом мне объяснили: в Новом Граде чуть не половина насельников были прежние ладожане, изошедшие вместе с князем Вадимом. Оладья когда-то знал отца Нежаты, славного кметя, был ему другом. Теперь вот звал сына в гости. Сперва Нежата косился на воеводу, когда же купцы засобирались – ударил челом. Вправду, что ли, надумал с ними поехать. Варягу, по-моему, не по душе пришлась эта затея, но перечить парню не стал, передёрнул плечами:

– Езжай…

И скрылись пёстрые паруса, и скоро мы бросили толковать о них вечерами. Только Велета знай рассказывала мне про Вольгаста. Что значит брат!

Лёгкие раны срастаются быстрей и надёжней, если их не разнеживают в повязках, если трудят хоть понемногу, как только перестаёт точиться руда. Мне ещё больно было сгибать левую руку, когда я придумала навестить лесное озеро и корягу-страшилище, поплавать без посторонних глаз в чистой чёрной воде.

Я медленно шла через лес, тем же самым лазом-тропинкой, которым весной возвращалась после памятного поединка. В тот день лес распевал радостно и многошумно, омытый тёплой грозой. Теперь в небесах висела серая мгла, и было тихо. Я шла и думала о Том, кого я всегда жду. Последнее время я стала реже думать о нём. Или так мне казалось. Должно быть, я огрубела, вконец обмозолила не только руки – самую душу. Куда подевались нежные крылья, нёсшие меня, как в басни, встречь ему через жемчужное море? Жёсткими стали их перья и с хищным свистом резали воздух. Скоро, глядишь, ороговею, зарасту чешуёй, совсем змеищей стану…

Я не была здесь, у озера, со времени Посвящения. Страшная коряга всё так же протягивала сожжённые пятерни, но незабудки вокруг отцвели, готовились уронить семена. Отцвела и маленькая черёмуха, стоявшая через прогалину, как раз напротив коряги. Я сложила одёжки на шёлковую мураву и вдруг подумала: а не к ней ли, к черёмухе, так тянулось моё корявое чудище, тянулось и не могло перебраться через полянку, прижаться насквозь обугленными костями к тоненькому стволу в тёплой серой коре?.. И всего-то девять шагов, не больше, их разделяло…

Камыши обступали озеро шуршащей стеной, стрекозы так и носились. Когда-нибудь озеро совсем зарастёт, покроется зыбучим ковром. Задохнутся донные студенцы, заведутся слепые чёрные рыбы, а нынешний добрый Водяной Дед озлится во мраке или сбежит, уступит бывшее озеро косматому Болотному Чуду. И вместо глаза лесного, доверчиво устремлённого в небо, станет на этом месте глаз мёртвый – страшная чаруса…

Я плавала между камышовыми островками, где стояли средь гибких стеблей пятнистые щуки, подстерегающие добычу. В таких озерках бывает крупная рыба. Как-нибудь наловлю раков и приду сюда с удочкой. Отыщу под берегом глубокую яму, раздразню вкусной приманкой чёрно-зелёного сома толщиной с потопленное бревно. Поспорю с ним, кто кого. Велета не привередничала, но рыбу любила страсть, а прежде всего копчёную, истекшую жиром в горячем ольховом дыму…

Я никуда не спешила, и рука, сперва болезненная и чужая, помалу размялась. Надо будет мужественнее держаться, когда меня ранят опять. Не так уж мне было больно, если подумать. Мы с Яруном однажды после метели нашли в лесу молодого весина, которому прижало ноги рухнувшим деревом, замёрзли ноги и затвердели, как две сосульки. Он уже не дышал почти, Молчан унюхал под снегом. Мы испугались тогда, но всё же хватило рассудка не отогревать у костра – положили на срезанные еловые лапы, бегом примчали домой. Мудрая мать Яруна от бабок знала, что делать. Закутала промёрзшие ноги толстыми одеялами, оставила отходить теплом вернувшейся крови…