Карточный домик - читать онлайн книгу. Автор: Майкл Доббс cтр.№ 3

Они с гордостью вещали о последних полученных ими письмах и новых туфлях, которые немного жмут, а Фрэнсис пытался понять, чего ради они так стараются. В конце концов, это пригород Суррея, где живут представители высшего класса, а на подъездных дорожках стоят «Рейнджроверы», сталкивающиеся с грязью только в тех случаях, когда нечаянно заезжают на лужайку перед домом поздним вечером в пятницу. Тут не собирали голоса, тут их взвешивали.

Уркхарт никогда не чувствовал себя комфортно в своем избирательном округе – впрочем, он уже нигде не чувствовал себя дома, даже в своей родной Шотландии. В детстве он любил бродить по Пертширским пустошам, овеянным прозрачным холодным воздухом, и частенько вместе со старым слугой часами лежал на сырой траве, окутанный сладковатым запахом папоротников, дожидаясь, когда появится олень. В такие минуты юный Фрэнсис представлял, как его старший брат именно в этот момент прячется в зарослях у Дюнкерка, дожидаясь появления немецких танков.

По мере того как росло его стремление к власти и желание заняться политикой, пустоши Шотландии и родовые поместья перестали удовлетворять его амбиции. Постепенно он стал с презрением относиться к семейным обязанностям, которые против его воли перешли к нему, когда брат не вернулся с войны.

Поэтому, вызвав неодобрение семьи, Уркхарт продал поместья – они больше не могли предоставлять ему тот уровень жизни, о котором он мечтал, а также вряд ли обеспечили бы надежное большинство на выборах – и в возрасте тридцати девяти лет поменял пустоши Шотландии на более безопасные политические поля Вестминстера и Суррея. Его старый отец, ожидавший от единственного оставшегося в живых сына, что тот посвятит себя исполнению долга перед семьей, как в свое время сделали он сам и его отец, больше никогда с ним не разговаривал. Продать свое наследие ради всей Шотландии было бы простительно, но ради Суррея…

Уркхарт никогда не любил светские беседы, принятые в кругу избирателей, а потому, по мере того как день клонился к вечеру, у него все больше портилось настроение. Это был восемнадцатый зал заседаний комитетов за сегодняшний день, и утренняя улыбка политика уже давно превратилась в натянутую гримасу.

Оставалось сорок минут до закрытия кабинок для голосования, и рубашка Фрэнсиса под костюмом с Сэвил-роу ^[1] промокла от пота так, что ее впору было выжимать. Он знал, что ему следовало надеть один из старых костюмов, потому что теперь этому уже не удастся вернуть его прежний вид, сколько ни гладь утюгом. Уркхарт устал, ему было неудобно, и он терял терпение.

Теперь министр мало времени проводил в своем избирательном округе, и чем реже он там бывал, тем менее симпатичными выглядели избиратели, постоянно требовавшие его внимания. Когда он приехал на свое первое собрание по выдвижению в кандидаты, дорога в зеленые пригороды показалась ему совсем короткой и очень приятной, но по мере того, как он поднимался по политической лестнице, этот путь становился все длиннее. Он начал заднескамеечником ^[2], потом занимал мелкие посты в министерствах, теперь же входил в Кабинет министров в качестве Главного Кнута ^[3], став одним из двенадцати самых могущественных людей правительства. По должности ему полагался великолепный кабинет на Даунинг-стрит, 12, всего в нескольких ярдах от офиса премьер-министра.

Однако могущество Уркхарту обеспечивал не его пост – по крайней мере, не напрямую. Главный Кнут не обладал обычными полномочиями члена Кабинета министров. Он не мог использовать в своей работе огромную и мощную государственную машину: его обязанности были безликими. Он без устали трудился за сценой, не произносил публичных речей и не давал интервью телевидению. По данным опроса общественного мнения, проводимого Институтом Гэллапа, его имя знали меньше одного процента людей.

Его работа требовала, чтобы он исполнял ее подальше от света прожекторов, и, будучи Главным Кнутом, Фрэнсис отвечал за дисциплину в рядах партии и полную явку избирателей. Это означало, что он был обладателем самой тонко настроенной политической антенны в правительстве и узнавал все тайны, как правило, раньше большинства своих коллег. Для того чтобы обеспечить голоса избирателей день за днем и ночь за ночью, ему требовалось знать, где можно найти членов парламента, с кем они вступают в сговор, с кем спят, будут ли достаточно трезвыми, чтобы проголосовать, и не помешает ли им какая-то личная проблема выполнять свои обязанности, что нарушило бы гладкое течение жизни парламента.

В Вестминстере подобная информация дает власть. Многие из коллег Уркхарта, занимавших высокое положение, а также младшие члены парламентской партии сумели сохранить свои места благодаря тому, что кабинет Главного Кнута решал, а иногда и прикрывал их личные проблемы.

Недовольные заднескамеечники вдруг начинали поддерживать правительство после того, как им напоминали о каком-нибудь прошлом проступке, на который партия закрыла глаза, но о котором не забыла. Ни один скандал в правительстве не начинался так, чтобы Фрэнсис не узнал о нем первым, а посему многих скандалов просто не случалось – если только Главный Кнут и десять Младших Кнутов не хотели, чтобы таковой разразился.

Неожиданно политика вернула в настоящее одна из преданных ему дам. Ее глаза возбужденно горели, щеки раскраснелись, а скромность и благоразумие пали жертвой жары и волнений трудного дня.

– Скажите нам, мистер Уркхарт, каковы ваши планы на будущее? Вы намерены выставить свою кандидатуру на следующих выборах? – довольно нахально поинтересовалась она.

– В каком смысле? – удивленно переспросил министр.

– Вы не думаете о том, чтобы уйти в отставку? Вам ведь уже шестьдесят один? А во время следующих выборов будет шестьдесят пять или чуть больше, – заявила дама.

Уркхарт был высоким и угловатым, и ему пришлось наклониться, чтобы заглянуть ей в лицо.

– Миссис Бэйли, с головой у меня по-прежнему все в полном порядке, и во многих обществах мой возраст считается политическим расцветом, – ответил он, поджав губы, на которых не было больше даже намека на улыбку. – У меня еще полно работы, и я хочу многого достигнуть.

В глубине души Уркхарт знал, что эта женщина права. Яркие красные тона его юности давным-давно поблекли, а в редеющих волосах остался лишь намек на прежний сияющий цвет – он отращивал их и носил распущенными, словно в качестве компенсации. Фрэнсис заметно похудел, и теперь ему не годились стандартные костюмы, а голубые глаза стали холодными после стольких пережитых зим. И хотя рост и осанка делали его заметным в любом переполненном людьми помещении, те, кто находился рядом с ним, никогда не чувствовали тепла от его тщательно нормированной улыбки, открывавшей неровные зубы, сильно пожелтевшие от никотина – политик привык выкуривать около сорока сигарет в день. Иными словами, к собственному огорчению, он старел некрасиво, и годы не придавали ему значительности.