Федор кивнул, хотя представлял не вполне.
Около площади они расстались и разошлись в разные стороны.
– Федор Андреевич, подождите! – услышал вдруг Федор и оглянулся.
– Телефончик ваш на всякий случай…
Она, ухмыляясь, смотрела ему в глаза, и такой призыв был в ее взгляде, такие прыгали там черти, что Федор невольно смутился. Достал из папки визитную карточку, протянул.
– Федор А. Алексеев, – прочитала она. – Доцент, Кафедра философии и истории… Философии? – Она взглянула изумленно. – Так вы не следователь? Вы профессор философии?
– Ну… да. Видите ли, дело в том…
– Федя-Философ! – воскликнула Лидка, хлопнув себя ладошкой по лбу. – Конечно! У вас мой Севка учится, он рассказывал, что вы частный сыщик! И без вас менты – как слепые котята. Это же… просто офигеть! Они же все от вас без ума! И шарфики дурацкие, и трубку прикупил… Ой, извините! Он же… – она замешкалась на миг, подбирая словцо поприличнее, – опупеет, когда узнает, что я с вами кофеи гоняла!
Она вошла в раж и не могла остановиться, хохотала, вскрикивала, схватила Федора за руку, заглядывала в глаза. На них оборачивались. Ему пришлось извиниться и сослаться на неотложные следственные дела, и только тогда они, наконец, распрощались.
Слава, однако.
Он шел по улице и невольно улыбался – не женщина, а вулкан! Спросил себя, хотел бы он такую подругу, подумал и решил, что нет, пожалуй. Такого накала ему не выдержать – занятия философией и аналитикой предполагают тишину и покой…
Глава 14
Похороны
Кладбище было простое, деревенское. Скромные памятники, кресты, скромные бумажные венки. Был задумчивый и мягкий день, чуть пасмурный; едва слышно шелестели бумажные розы и подсохшая трава, пахло потревоженной землей.
Собралось человек двадцать: коллеги Егора Овручева по таксопарку, коллеги Светланы Овручевой из бара «Манхэттен», соседи. Светлана, казалось, мало что понимала, ее поддерживала подруга, та самая официантка, которая осталась у нее ночевать – Диана, и капитан Астахов подумал, что вдова с утра накачалась транквилизаторами и теперь может запросто свалиться в обморок. Или уснуть прямо здесь, на холмике резко пахнущей сырой земли. Это было ему непонятно. Как человек, часто сталкивающийся с насильственной смертью, он насмотрелся всякого. И тихого горя, и деловитости в отправлении ритуала, и суеты, и громких рыданий. Барменша казалась ему крепкой женщиной с головой… Тут необходимо заметить, что всех женщин капитан Астахов делил на тех, кто с головой, и тех, кто без головы. Его гражданская жена Ирочка была женщиной без головы, Елена Гетманчук – тоже, пожалуй, безголовая, а барменша, судя по тому, как характеризовали ее товарищи по работе, – спокойная, неторопливая, сильная, – была женщиной с головой. А потому должна была принять смерть мужа без истерики и соплей, и ее невменяемое состояние было ему странно. «Федька накрутил бы тут своей мутной философии», – подумал с досадой капитан.
Рядом с ним стоял бывший прокурор Глеб Северинович Гапочка, без ружья, на сей раз, в черном костюме и белой рубашке, при галстуке; оба внимательно разглядывали гостей и обменивались замечаниями. Прокурор не удержался и ехидно пробормотал что-то о законах жанра, в силу которых всякий уважающий себя сыщик не преминет появиться на скорбной церемонии, как будто убийца такой идиот, что даст себя расшифровать. И капитан пожалел, что с ним нет Федора, который бы вставил философского фитиля зарвавшемуся бывшему прокурору. Но тем не менее вежливо задавал вопросы, и бывший прокурор отвечал в меру информированности; и наоборот. Они уже обсудили соседей, которых Гапочка прекрасно знал, и работников бара «Манхэттен», которых немного знал капитан. Представители такси-сервиса «Орион» держались вместе: шестеро крепких хмуроватых мужчин в кожаных куртках и одна девушка-диспетчер. Четверых из водителей и девушку капитан Астахов также уже знал.
Потом народ потянулся в местное кафе «Космос», снятое для поминок, и капитан распрощался с бывшим прокурором…
* * *
На следующий день, во вторник, ближе к вечеру, собрались на посиделки в «Тутси». Капитан Астахов – с отчетом о похоронах; Федор Алексеев – с отчетом о встрече с одноклассницей Гетманчука, и Савелий Зотов в качестве недоумевающей публики или греческого хора, подпевающего героям. Капитану и Федору приходилось повторять ему снова и снова различные мысли, возможные версии и мотивацию преступника – до тех пор, пока смысл не искажался до абсурда и, как изображение на проявляемой фотографии, не проступало нечто скрытое ранее…
– Одноклассница Гетманчука – красивая женщина, – сказал Федор. – Она действительно его любила, причем всю жизнь… Знаете, мне всегда казалось, что любовь на всю жизнь встречается только в романах, и автор изрядно преувеличивает, но сегодня я убедился, что такая любовь существует. Правда, должен вам заметить, господа, что вечная любовь осложняет жизнь обоим партнерам, так как они часто не совпадают по накалу.
– Ты, Федя, не прав, – заметил Савелий. – Просто ты еще не встретил…
Капитан Астахов бессовестно заржал.
– И это говоришь ты, Савелий? Я встретил девушку, достойную любви, но ее у меня увели из-под носа, причем мой лучший друг
[6].
Савелий покраснел.
– Федя, но ты же… я не думал!
– Я тебя давно простил, Савелий. Иди и больше не греши. Я познакомился также с подругой Ирины, все они учились в одном классе. Очень живая особа, зовут Лидия Кулик. Мы выпили кофе в парке и поговорили. В субботу вечером Гетманчук был у Ирины, ушел около десяти, а в половине одиннадцатого его застрелили. Ирина узнала об убийстве на другой день, в воскресенье, от Регины Чумаровой, нашей с капитаном доброй знакомой, а ей, в свою очередь, позвонила приятельница. Ирина была в черном, печальна, до сих пор ревнует Гетманчука к жене… или женам, кроме того, унижена, так как прекрасно понимает, что их отношения были бесперспективными. Она была всего-навсего подругой, а они – женами.
– Это она тебе сама сказала? – спросил капитан, и в его тоне прозвучал здоровый скепсис.
– Это я сам увидел.
– Это лирика, а по делу?
– По делу немного. Никто ему не угрожал, проблем тоже не было, наоборот, все у него было схвачено, он шел по жизни с высоко поднятой головой. Намекал, что, возможно, уедет, здесь ему мало места. На первый взгляд кажется, будто это убийство – трагическая случайность, но нет, господа, то была не случайность. Я бы на месте капитана заглянул в его сейф, мало ли что там может обнаружиться?
– Заглянем, не переживай. Уже заглянули.
– А что у тебя? – спросил Федор. – Как прошли похороны?
– Вдова была совсем плохая, – ответил капитан. – Не понимаю я женщин: после драк и оскорблений – так убиваться… Не понимаю.
– Любила, значит, – заметил Савелий. – И не развелись…