Головоломка для дураков. Алый круг. Семеро с Голгофы (сборник) - читать онлайн книгу. Автор: Патрик Квентин, Энтони Баучер, Джонатан Стагге cтр.№ 99

Я метнулся под тень ели, стараясь спрятаться как можно быстрее. Третий скиталец в ночи, похоже, не успел заметить меня, но не потому, что я так ловко и спешно укрылся. Он, казалось, был полностью сосредоточен на своих, никому неведомых размышлениях.

Этот человек приближался. Плечи его поникли, ноги буквально волочились по земле, он шел странной походкой то ли слепца, то ли лунатика. Остановился у той могилы, которую только что потревожили, не далее чем в пяти футах от меня. Какое-то время просто стоял, полностью погруженный в не слишком веселые мысли, в созерцание открывшейся ему картины.

В его позе отчетливо читались отчаяние и одиночество, грусть, выдерживать которую он больше не мог. Очень медленно опустился на холмик могилы отца мистера Митчелла, расположенной рядом. И сидел, спрятав бледное лицо в ладонях.

Но за мгновение до этого, при свете звезд я узнал его – Вирджила Фэншоу.

Редко доводилось мне видеть людей, которые настолько не обращали внимания на то, что их окружает. Он продолжал сидеть, сгорбившись, уткнувшись лицом в ладони.

А я стоял совсем рядом. Так близко, что мог сделать всего лишь шаг, чтобы утешить его, обняв за плечи. И хотел действительно сделать это, если бы не услышал звук. Поначалу раздался едва слышный всхлип, который затем перешел в отчетливые и безутешные рыдания.

Вирджил Фэншоу сидел в одиночестве на церковном погосте в три часа ночи и плакал так, словно его снедала нестерпимая душевная мука.

И, конечно же, теперь я уже не мог дать ему знать, что вижу его в таком состоянии, совершенно беззащитным и уязвимым. Я бы не посмел в подобный момент приблизиться ни к кому.

Очень тихо мелкими шагами я попятился от ели, развернулся и покинул погост, оставив Вирджила Фэншоу в одиночестве переживать свои тайные горести.

Когда я проснулся на следующее утро, в окно снова ярко светили солнечные лучи. А потом до меня донеслись приглушенные стуки и смутные голоса, исполненные возмущения.

– Папа! Папа!

И я тут же вспомнил, как накануне вечером запер в соседней комнате Дон и Бобби. Причина столь яростных возгласов стала очевидна.

Вскочив с постели, схватил халат, нашел в кармане ключ от другого номера и все еще полусонный поторопился через залитый солнцем коридор на выручку к своей дочери. При звуке моих шагов раздраженные вопли сделались громче. Я повернул ключ в замке, открыл дверь и сразу же столкнулся с раскрасневшейся, разгоряченной Дон. Ее светлые волосы после сна были растрепаны, но куда более растерзанной выглядела полосатая пижама.

Поверх ее головы я бросил взгляд на раскладушку Бобби. Вполне невозмутимый, сохранивший аккуратную темную прическу, обрамлявшую его кукольное личико, Бобби очень прямо сидел в постели. Маленькие ручки, вполне как у взрослого, были скрещены на груди, а черные глаза наблюдали за мной с нескрываемым презрением.

– Папа, папа! – воскликнула Дон. – Нас кто-то запер. Мы стучали и стучали в дверь. То есть это я стучала.

Бобби воздел обвиняющий перст прямо в мою сторону.

– Это он нас запер, – объявил он своим всегда таким неожиданным басом. – Он запер дверь на ключ. Я точно знаю. Глупый человек.

Дон повернулась к Бобби, готовая встать на защиту отца, но потом вспомнила, насколько возмущена сама, и вновь обратилась ко мне:

– Это правда, папа? Но ведь просто ужасно с твоей стороны сажать нас под замок. Бобби проснулся, ему захотелось в туалет, но он не смог выйти и…

– Ему ничто не мешает пойти туда сейчас, – заметил я.

Бобби ухмыльнулся почти до непристойности цинично.

– Вот дурак! Теперь уже поздно.

Следовало отдать Бобби должное. Последнее слово всегда оставалось за ним.

Но я тем не менее не стал заострять проблему с туалетом, глядя на побагровевшее лицо Дон с вопрошающим выражением. Моя дочь отличалась сообразительностью, она поняла теперь, что я сам запер их на ночь. Ей стало совершенно очевидно: у меня имелись на то весьма веские причины.

Пока Бобби тихо исходил злостью на своей раскладушке, я обнял дочь за плечи и сказал:

– Послушай меня, милая. Прошлой ночью кое-что произошло. Еще один человек умер. Вот почему я вас запер в спальне. Мне нужно было обеспечить вашу безопасность. И по той же причине ты сейчас же соберешь свои вещи, чтобы уехать отсюда.

– Уехать? – повторила Дон с откровенным огорчением. – Как это? Но, папа, нам же еще рано уезжать. Ты обещал устроить пикник в дюнах, а еще хотел…

– Извини, но ничего не получится. Здесь теперь не самое подходящее место для детей. Я отправляю тебя отсюда немедленно.

– Меня? Ты хочешь сказать, что сам со мной не уедешь?

– Нет, дорогая моя. Я не смогу. По крайней мере еще дня два. Я дал слово инспектору, что задержусь здесь. Он нуждается в моей помощи при расследовании и в любом другом содействии.

Нижняя губа Дон угрожающе выпятилась. Все ее маленькое тельце напряглось и сжалось, как будто она ожидала, что к ней применят грубую силу, и стремилась врасти ногами в пол.

– Я никуда не уеду без тебя, папа. Не поеду! Не поеду! Не поеду! Знаю, ты собираешься отправить меня к тете Мейбл, – губа оттопырилась еще заметнее. – К тете Мейбл! – повторила она с нескрываемым отвращением. – К тете Мейбл с ее противным старым псом Пьеро, который кусается. В ее старый и мрачный дом, – ее голос перешел почти в визг. – И сама тетя Мейбл… Она давно из ума выжила.

Я понимал, что она нарочно подобрала самое неприятное определение, какое только смогла найти, чтобы описать мою скучную, но вполне безобидную тетушку. Родительский долг повелевал мне отчитать ее за столь неуместные слова. Но ситуация сложилась так, что мне было не до педагогики.

Нижняя губа Дон, столь упрямо жесткая еще минуту назад, теперь заметно задрожала.

– Нет, папочка, я не могу уехать к тете Мейбл, оставив тебя одного. Что бы ты мне ни внушал, и кто бы там ни умер. Я не уеду, ведь до сих пор не нашла черного бриллианта! – Из ее глаз покатились слезы. – Черный бриллиант, – простонала она. – Я не могу все бросить. И не уеду, пока не найду его.

Она перешла на обыкновенное нытье, а потом в голос зарыдала. И Бобби, до этого момента хранивший бесстрастное молчание, внезапно стал обезьянничать и тоже захлюпал носом.

– Черный бриллиант. Черный бриллиант.

Слезы показались в его глазах. Прежде мне ни разу не приходилось иметь дело с двумя плачущими детьми одновременно.

А поскольку нет ничего хуже, чем плачущий ребенок перед завтраком, решил на время оставить эту тему и в раздражении вышел из комнаты.

Я почти вошел в собственный номер, когда еще одна дверь в коридоре открылась, и из нее показалась хрупкая фигура Мэрион Фэншоу. На ней был только легкий белый пеньюар.