Гольф с моджахедами - читать онлайн книгу. Автор: Валериан Скворцов cтр.№ 85

Когда Праус вернулся к столику, Хворостинина осаждал человек армянского обличья, который рассказывал про стул собственного изобретения, которому никак не могли найти аналог в Париже. Об этом кавказскому человеку сообщил «сам Гиннес, который описывает рекорды и знает Азнавура».

— Дедушка старенький, он устает от разговоров, — сказал увещевательно Праус, не зная, куда поставить «этюдник». Стул занимал мебельщик-рекордсмен.

«Эриксон» в кармане пиджака Прауса засигналил. Пришлось поставить «этюдник» на пол у ножки стола. Камерон вспомнил, что уже несколько минут не имеет никакого значения, где и как стоит деревянный ящик, и улыбнулся самому себе.

— Камеров слушает, — сказал Праус Камерон.

Приставала улыбнулся.

Говорил Ортель:

— Павел Василич, по плану. Партнер посылку получил. Его сотрудники прошлись по точкам. Наше уведомление сработало всюду.

— Спасибо, Максик, поцелуй маму и скажи, что у папулечки все нормально. Извини, дружок, я с людьми… Перезвоню.

Два дня назад, после встречи с Желяковым, Филиппар и Ортель уехали из Старопименовского переулка в Звенигород, откуда по дешевым мобильникам, купленным на подставные паспорта, обзвонили ведущие московские банки. «Доброжелатели» предупреждали, что в столицу завезены из Чечни стодолларовые купюры, полностью аутентичные, однако являющиеся носителями радиационной опасности. Определить зараженность легко. Достаточно, помимо рутинных машин для проверки подлинности банкнот, снабдить кассиров обменных пунктов счетчиками Гейгера, обычными бытовыми… «Только для вашего сведения и потому, что мне жаль русских людей», — звучала в ушах ошарашенного новостью менеджера банка последняя фраза «доброжелателя».

Использованные мобильники, возможно, вскоре и запеленгованные, полетели на лед Москвы-реки напротив Саввино-Сторожевского монастыря.

Оставалось подождать, пока московская ФСБ и военная контрразведка нацепляют «хвостов» за «подателями купюр».

Сдачу-передачу картонок, предназначенных на «экспорт» через Камерона, было договорено произвести через неделю. Срок достаточный, чтобы и до этой партии добрались задолго до намеченной отправки.

Праус представил царящий в Центральном банке шок…

— Ахиллик, — сказала мебельному Страдивари беременная женщина с усиками под мясистым носом. — Вернись за свой стол. Ты мешаешь людям отдыхать…

— Да все нормально, — сказал Праус Камерон. — Случается, мы понимаем…

— Ахиллик, пойдем же, — настаивала женщина — видимо, жена.

— Я Мхитарян, — сказал приставала радостно и протянул руку Праусу. — С кем имею честь?

— Камеров Павел Васильевич… Вы знаете, Ахилл, мне с другом поговорить нужно. Может, попозже?

— Мое имя Ахиллик по паспорту, — уточнил принципиальный мебельщик. Жена кивком подтвердила.

— Фуг недоданный где? — вопросил гребенской казак.

— Я вам ничего не должен, — откликнулся Ахиллик за Камерона. — Ничего!

Жена утянула вдруг поддавшегося Мхитаряна к дальнему столику.

— Конверт сейчас положу перед вами, — сказал Праус Камерон Хворостинину.

Приподняв пробку графинчика одной рукой, он другой разлил водку по рюмкам, поставил сосуд на столик, вернул пробку в горлышко и, призывно разведя над яствами ладони, обомлел.

Женщина с усиками вороватым движением поправила сбившийся на сторону беременный живот, которым опрометчиво зацепилась за край стола.

Где и когда он или дед приклеили к себе наружное наблюдение? Или парочка явилась вместе с Хворостининым? И если женщина надула пузырь под платьем, чтобы сойти за беременную, значит, уже сталкивалась с ним, Камероном, а стало быть, сменила парик и усики, может, тоже приклеила… Где и когда он встречал её раньше?

Старый дурак выпил и, ещё не дотянувшись до закуски, спросил опять:

— Фуг где?

А ведь в тридцать шестом, когда терцев, простив белогвардейщину, разрешили брать в Красную армию и позволили им носить форму, этот идиот где-то в Ставрополье считался атаманом.

3

Виктор Иванович Желяков сочувствовал населению Старопименовского переулка, где в окна домов, видимо, никогда не заглядывало солнце. Сочувствовал он и владельцу недостроенной цементной башни, торчавшей над разномастными строениями в конце переулка. Башню возводил генеральный директор ипотечного банка, заваленный из двух пистолетов возле дверей собственной конторы киллером, вырядившимся под маляра… Киллеру Желяков тоже сочувствовал: он лично устраивал его на пожизненную отсидку.

Виктор Иванович пребывал в хорошем настрое.

Стоя у окна номера 426 гостиницы «Мариотт Гранд Отель», он слушал, как Милик и Алексеев П.А., перебрасываясь короткими фразами, ликвидируют «жучки», поставленные для Прауса Камерона. Алексеев, старший по возрасту и званию, ревновал к техническим познаниям Милика, окончившего краснодарское спецучилище на двадцать лет позже. Оба понимали, что начальство подметило разницу в хватке и теоретической подготовке, а потому они ещё больше ненавидели друг друга. И это тоже поднимало настроение Желякова.

Собственно, демонтировать оборудование могли бы и технари из конторы. Решение использовать парочку ревнивцев он принял по личным соображениям. Развитие событий, которые предстояло обсудить с этими двумя вместе и поврозь, вступало в решающую стадию. Приходилось учитывать любую мелочь, в том числе и рутинное прослушивание внутриконторской контрразведкой в собственном кабинете или в помещении фирмы «Бизнес-Славяне». Тяжки труды наши, Господи… Сексуальную озабоченность секретарши Алексеева П.А., бойкой девы в малиновой юбке, определенно подметили эфэсбэшники, шворят, наверное, по очереди. Они и под него, Желякова, ей велели заползти, енть… Он бы на их месте велел. А будь помоложе, наполз бы сам, и неизвестно еще, кто, эфсэсбэшники или он, Желяков, попользовал бы телочку с большей отдачей.

— Сделано, Виктор Иванович, — доложил Алексеев П.А.

— Что есть в печи, на стол мечи, — сказал Желяков и лично вскрыл мини-бар с холодильником. Выгребал какие имелись бутылки и бутылочки, банки с пивом и прохладительным, соки, вакуумные упаковки с колбасой, ветчиной и сыром, пакетики с орешками и сухими фруктами. Алексеев, стоя за спиной на угодливом подхвате, принимал и относил к столу, на котором Милик расставлял выпивку и яства.

— Его ребята заявятся выселяться завтра, — сказал Желяков. — Что не потребим, унесите со собой… Енть… Зарубежные, так-скать, друзья… э-э-э… оплатят. У них куры, мо-скать… бабок не клюют.

— В особенности таких, какие нам подпихнули, — сказал Алексеев П.А.

— Дерзишь начальству? — спросил Желяков. — Разговорчивый ты, Алексеев…

И подумал: с него беседу и начну, Милик — второй и с глазу на глаз.

Нравы Виктора Ивановича знали все, поэтому Алексеев П.А., свернув крышку с водочного шкалика, так и поставил его перед ним — только нюхать. Себе слил в стакан из двух, сделав «дважды фронтовые сто граммов». На Милика, сидевшего молча и безучастно, не обратил внимания. Не полагалось по чину.