Гольф с моджахедами - читать онлайн книгу. Автор: Валериан Скворцов cтр.№ 33

Кажется, Карамчян 1948 года рождения? Выходит, папаша доживал где-то у нас. Связи, какие он имел, редко рвутся, чаще наследуются.

Скажи Макшерипу — я всегда буду помнить, что он не только твой, но и мой брат. У вас другая мать, но отец у меня с вами — один. Я, Исса, тоже Тумгоев. Пусть Макшерип знает, что я имею доступ к кавказскому архиву немцев до 1945 года. Его собирали в Германии, Чехословакии, Югославии и Болгарии, позже Грузин распорядился перевезти бумаги на подмосковную станцию Вешняки. В 1952 году Первое ГУ КГБ разобрало и систематизировало архив. Если что нужно…

Пишу об этом тебе, поскольку напрямую из Москвы в Гору для Макшерипа передавать ничего не хочу. Прочтет Хаджи-Хизир, он знает кодировки. А это лишнее. Он из другого тейпа.

Не обижайся, сестричка, но ты рассеянная. Напоминаю: это послание по «e-mail» последнее по январскому коду. Свое отправляй и следующее от меня получишь по февральскому шифровальному блокноту. Будь повнимательней, прошу.

Кстати, поставщик ювелирки для твоего магазина Тереха Лоовин действительно князь. Его дед, корнет царской кавалерии, владел Кумско-Лоовским аулом до колхозов. Я заглянул и в его бумаги. Ради тебя. Так вот, ресторан «Замок коварства и любви» возле Кисловодска существовал ещё в древние времена, дед Терехи встречался там с агентом абвера сотником Фростом из «волчьей сотни» Шкуро, а с самим атаманом считался кунаком…

Отец Терехи, умерший в Казахстане после депортации, на самом деле если и умер, то в другом месте. Тереха, насколько я знаю, 1940 года рождения. Судя по архивам, папаша причастен к операции «Украина» летом 1942 года, когда в противотанковых рвах закопали евреев Кавказских Минеральных Вод. Есть протокол СД, из которого видно, что детям замазали рты подслащенным клеем. О расходе материалов приложен акт.

Так что и Терехе прищепку на хвост можно вешать, если Макшерип захочет забрать для тебя его поставки и связи. Навар перейдет в семью…

Кстати, Хаджи-Хизир больше недели разрабатывает типа, который, я думаю, отреагирует на детали операции «Украина». На Гору забрел агент Моссада. Перехватили его интерес к дислокации охранного отряда в предполье у Горы. Хаджи-Хизир не находит себе места, поскольку моссадовские люди работают точечно. Ублажает типа, хотя тот не говорит, кто он, да это им так положено. Мне эта история известна потому, что я получил приказ встретиться в Москве с некой фигурой и дать гарантии, что финансовый имамат «Гуниб» не признает террор, а отряд при Горе, включая арабов и чехов, профессионалы-охранники с российскими визами в паспортах.

Суеты много, сестричка. При этом в тесноте. Россия поделена на огородики.

Пожалуйста, сообщи как дела с «Головой», которую пригласили из Франции. Макшерип, я слышал от Хаджи-Хизира, встречал его в Сочи, а ты готовишься принимать жену «Головы», вроде из Парижа. Через Москву она, во всяком случае, не едет, иначе Хаджи-Хизир предписал бы её опекать. Он дал задание выискать в Москве все, что известно о парочке. Кое-какие данные я передал. Оба — и муж, и жена — новые для России люди, к таким ещё привыкать…»

Заира взглянула в правый нижний угол экрана. Часы ноутбука «Тосиба» показывали 11.40 утра. Русскую привезут из Адлерского аэропорта в полдень.

Тумгоева загнала письмо в кодированную базу данных, закрыла паролем и поставила «на уничтожение» в случае несанкционированной «откачки» или постороннего проникновения. Отключилась от сети, прикрыла крышку «Тосибы» и поморщилась: сразу же прошел телефонный звонок. Причем не от своих, потому что свои, когда компьютер сидел на линии, могли переговорить по мобильному.

— Это Тереха, доброе утро Заира, — сказал Лоовин, потомок белогвардейца, латифундиста и военного преступника. — У вас было занято, так что, я думаю, не рано звоню, а?

— Не рано. Здравствуйте, Тереха, слушаю.

— Потрясающее предложение!

Заира выключила лампу в простенке между огромными окнами, выходившими на серое, искомканное бризом море. С утра штормило, и казалось, что в стальных рамах не пейзаж с волнами в барашках, а кое-как натянутое морщинистое одеяло в прорехах, из которых торчат клоки ваты.

— Потрясайте, — сказала Заира Терехе и, прикрыв трубку, зевнула. — Две минуты. Больше времени не имею. Ко мне едут гости.

— Гостья, — нахально похвастался информированностью Лоовин. — Звоню из аэропорта. Ваши усадили в машину потрясающе элегантную леди…

Старый Тереха Лоовин, выряженный опереточным бонвиваном, толкался в Адлерском аэропорту, когда принимали международный рейс. И на Сочинском морском вокзале, если приходил круизный теплоход с иностранцами. Таращился из ресторанного окна на приезжих и их багаж. Воплощал традиции фарцовского прошлого, а на деле, что называется, стучал по мелкому: кто кого встретил, кто где был и что сказал…. За это контрразведка позволяла ему портить адлерский аэродромный или сочинский портовый пейзаж.

— Вы желаете, чтобы вас ей представили? — спросила Заира. И усмехнулась, теперь не прикрывая ладонью трубки.

— Э… да, нет…

Лоовин считался голубым.

— Тереха, раскручивайтесь по делу. Зачем вы звоните?

— Брусочек, пятьсот грамм. Гладенький…

Заира, толкнувшись ногой, мягко развернула кресло от окна.

— Конечно, не сертифицированный?

— Напротив! Безупречный… Три девятки, запятая и после неё ещё девяточка. Номерок называю. Четырнадцать восемьсот восемьдесят. Кредит суисс… Вам сообщаю первой.

— И последней, Тереха.

«Черкес» замолк, обдумывал варианты ответа. Соображал он медленно.

Антрацитового оттенка экран телевизора «Телефункен» со звуковыми колонками, похожими на холодильники, нагонял ещё большую тоску. Еще раз толкнувшись ногой, Заира вернулась с креслом к вяло штормившему морю.

Зачем Саид-Эмин Хабаев, всемогущий председатель правления и генеральный управляющий «Гуниба», построил виллу над этим жутким обрывом?

Чеченцы боятся моря. Это в генах. На берег предки попадали для продажи. Традиционная манера трудоустройства сто лет назад воспринималась иначе, чем сейчас. Для некоторых, вырванных из горных аулов, рабство открывало мир и карьеру, случалось, что попадали на трон в Египте или Тунисе… И сейчас дети моджахедов, ^[6] приезжающие на виллу, одни забираются по склону и прячутся за кухонным блоком и конюшней, отсиживаются в самшитовом подлеске, другие — бегут к неспокойной большой воде и пробуют её на вкус.

Ради детишек, страдающих морской аллергией, Заира навесила на окна, которые, в сущности, считались стенами, глухие портьеры, а для освещения салона прибавила ламп.

— Когда прикажете прибыть? — спросил Лоовин.

— С брусочком?