Дочь палача и театр смерти - читать онлайн книгу. Автор: Оливер Петч cтр.№ 79

– Но мы понесли убытки! – пожаловался старый сапожник. – Кто нам теперь все оплатит?

Судья кивнул на Конрада Файстенмантеля, что застыл среди спорящих людей. Губы его растянулись в тонкой улыбке.

– Глава Совета, как и было обещано, возьмет на себя все расходы. Таково непреложное указание аббата Эккарта.

Все это время Файстенмантель стоял без движения, как парализованный. Вся кровь схлынула с его лица, и сам он стал каким-то уязвимым. Симон вспомнил, что этот толстяк, всегда такой шумный, неделю назад потерял младшего сына. До сих пор подготовка к представлению придавала ему сил, но теперь Файстенмантель заметно сдал.

– Но… но… – просипел он. – Как же так? Я рассчитывал получить прибыль от представления. Теперь, если оно не состоится, я…

– Нам-то какое дело! – выкрикнул кто-то из молодых резчиков. – Ты годами навязывал нам свои цены, продавал дерево втридорога, а за работу платил гроши. А теперь мы твоей крови попьем!

Остальные согласно загомонили, выстроились кольцом вокруг Файстенмантеля, стали напирать.

– Я смастерил крест! – кричал Алоиз Майер.

– А мы разукрасили кулисы! – подхватили братья Гёбли. – Он нам пять гульденов за них обещал!

– Деньги, деньги давай! – доносилось со всех сторон.

– Ни черта вы не получите, отребье!

К Файстенмантелю, очевидно, вернулась прежняя самоуверенность. Он скрестил руки на груди и свирепо оглядел толпу; на лбу у него вздулись вены.

– Мы еще посмотрим, за кем будет последнее слово! – прошипел он. – Я поговорю с аббатом. И как знать… – Тут глаза его угрожающе сузились. – Мне известно кое-что, и вряд ли его преподобию это придется по вкусу.

К нему неожиданно подскочил Франц Вюрмзеер, который до этого держался позади, и схватил за ворот:

– Ах ты, шавка! Что тебе известно такого? Ничего. Ничего ты не знаешь!

Он принялся трясти толстяка, которого явно застал врасплох своим нападением.

– Лучше не доводи до этого, Франц, – просипел Файстенмантель, тщетно стараясь высвободиться. – Мне теперь все едино!

Он размахнулся и врезал Вюрмзееру в живот. Второй советник согнулся пополам. Но в следующий миг к Файстенмантелю уже подскочили братья Гёбли и бросились на него с кулаками.

– Подождите меня! – крикнул со сцены Иисус. – Ублюдок давно напрашивался!

Ганс Гёбль спрыгнул со сцены и с ревом ринулся в драку. Понтию Пилату, судя по всему, тоже надоело умывать руки. В римской тоге, обшитой по краям золотом, Алоиз Майер, размахивая кулаками, проталкивался к Файстенмантелю. К толстяку на подмогу уже подоспели двое его сыновей, и они втроем охаживали нападающих тяжелыми кулаками.

– Я смастерил крест! – вновь прокричал Майер, словно боевой клич. – Из дорогого, крепкого дуба! Ублюдок должен мне восемь гульденов!

Йоханнес Ригер по-прежнему стоял на сцене. Судья в недоумении взирал на толпу, которая второй раз за неделю учинила драку посреди кладбища.

– Как я их ненавижу! – простонал он. – И зачем я только согласился взять под надзор эту долину…

– Что он имел в виду, когда говорил, что ему известно кое-что? – спросил Симон, пригнувшись, когда над сценой пролетел ком грязи величиной с кулак.

Ригер бросил на него сердитый взгляд:

– Мне почем знать? Не вмешивайтесь в то, что вас не касается, господин цирюльник! Предупреждаю, это может плохо кончиться, – добавил он с угрозой в голосе.

Внизу священник пытался утихомирить толпу, в чем мало преуспевал. Одному лишь Георгу Кайзеру не было до драки никакого дела. Он устроился в кресле, предназначенном для Понтия Пилата, и безучастно взирал на происходящее. Во взгляде его читалось облегчение.

– Что ж, это безумие закончилось, – произнес он тихо. – Я, наверное, все равно не закончил бы текст к Троице.

– А то и к Судному дню, – отозвался Симон и увернулся от римского шлема, прилетевшего на сцену.

Кайзер пожал плечами:

– Некоторые вещи требуют времени.

Фронвизер собрался было ответить, но слова застряли у него в горле. Внизу по-прежнему бушевала драка, но пропал один из участников. Сколько Симон ни оглядывался, разыскать его так и не смог.

Франц Вюрмзеер исчез.

* * *

Магдалена открыла глаза. Над нею нависали ивовые ветви, переплетенные в подобие крыши. Она не сразу сообразила, что лежит не под деревом, а в убогой хижине. Снаружи, где-то рядом, слышался монотонный гул, который Магдалена не смогла еще распознать. И шум бегущей воды. Вероятно, Аммера.

Аммер…

Тут на нее обрушились воспоминания. Лукас и тиролец вывезли ее в бочке из Сойена. Потом на мосту была схватка, в которой Баумгартнер оказался слабее. Он пожалел Магдалену и заплатил за это жизнью. В конце концов тиролец вместе с бочкой сбросил ее в воду. Бочка разбилась, и Магдалену поглотила река.

И вот она здесь.

Где я?

Магдалена осторожно приподнялась и осмотрелась в скудно обставленной хижине. Она лежала на тростниковой циновке, расстеленной на голой, утоптанной земле. По стенам, сплетенным из ивовых прутьев, как и потолок, висели свернутые сети и садки.

Голова болела – вероятно, еще после удара, полученного на складе в Сойене. Кроме того, дочь палача мучил сухой кашель, в руках и ногах ощущалась вялость. Наверное, у нее была лихорадка, что неудивительно – ведь она едва не утонула в холодном течении Аммера. Но кто-то ее спас. Ей вспомнился мягкий голос, который она слышала, когда приходила в себя. Ей снились вода, солоноватая кровь, собственное погребение.

Магдалена нахмурилась. Что-то было в этих сновидениях, что не давало покоя.

Вода и солоноватая кровь…

– Ага, посмотри-ка… тебе, похоже, становится лучше, – послышался за спиной приглушенный голос.

Магдалена оглянулась на завешенный полотном вход и испуганно вскрикнула. В хижину вошло нечто ужасное, словно явилось прямиком из кошмара. Существо было одето в толстую шерстяную рясу, похожую скорее на панцирь. А вместо головы из плеч росло что-то вроде войлочной колбасы, которая оканчивалась гладким, вытянутым вперед решетчатым кружком. Все это походило на обезглавленного монстра. Из-под войлока снова послышался голос, странно приглушенный:

– О, прошу прощения, забыл снять свой колпак… Как неловко с моей стороны!

Руки в кожаных перчатках потянули войлочный колпак, явив миру дружелюбное и морщинистое лицо. На фоне толстой черной рясы голова казалась слишком маленькой, словно переставленная с другого туловища.

– Я как раз ходил к ульям, – пояснил мужчина и приветливо улыбнулся. Лет ему было не меньше семидесяти, и волосы вокруг тонзуры были сплошь седые. – У нас новая матка, там настоящий переполох, – продолжал он добродушно. – Мои маленькие друзья не особенно меня жалуют.