Дочь палача и театр смерти - читать онлайн книгу. Автор: Оливер Петч cтр.№ 47

Куизль выругался и неистово замахал руками, как вышедшая из-под контроля ветряная мельница. Изловить вора оказалось куда труднее, чем он ожидал. Палач и сейчас был силен, как медведь, и слыл умелым бойцом, но времена, когда он был мастером меча и всем внушал страх, давно прошли. Сейчас ему было почти шестьдесят, и каждый сустав в теле давал себя знать – при наклонах, долгих переходах и особенно в грязных драках, таких, как эта. Если он хотел выйти победителем, действовать следовало быстро.

Куизль замахнулся правой, после чего неожиданно ударил слева, на что противник не рассчитывал. Палач попал ему кулаком в скулу, и вор вскрикнул от неожиданности. Но в следующий миг сам перешел в атаку, и на Якоба градом посыпались удары – весьма крепкие, и защититься удавалось лишь от некоторых. Куизль стиснул зубы и полностью сосредоточился на своей следующей атаке. Для этого он немного опустил руки, принял несколько болезненных ударов и, словно тараном, ударил правой. Кулак угодил противнику точно в подбородок. Парень издал слабый стон и как подкошенный рухнул в грязь.

Куизлю впервые представилась возможность разглядеть его. Это действительно оказался молодой человек с характерными чертами лица и густыми бровями. Палач не дал бы ему больше двадцати, однако на вид он был крепок, слово высечен из камня.

И волосы у него были огненно-рыжие.

Веки у парня затрепетали, он замотал головой и снова тихо простонал – по всей видимости, уже приходил в себя. Куизль наклонился к нему, чтобы удержать, и тут в глаза ему бросился мешок, лежавший рядом на земле. Он раскрылся, и из него выпало несколько мелких фигурок в палец длиной. Палач взял одну из них и, почувствовав острые края резного дерева, разглядел при лунном свете.

Все фигурки были одинаковы: человек в одеждах священнослужителя.

– Бог ты мой! Это… это же Ксавер!

Голос раздался в одном из окон. Старая служанка раскрыла ставни и взглянула на лежавшего без сознания.

– Что он тут еще забыл? Я думала, он уж давно сбежал. В Индию или бог знает куда еще…

Ставни отворились и в том самом окне, куда намеревался влезть вор. В окне показался Конрад Файстенмантель в тонкой ночной рубашке и колпаке. Вид у него был усталый и очень-очень недовольный.

– Какого… – начал он, но тут увидел лежавшего без сознания парня с огненно-рыжими волосами, и глаза его сверкнули ненавистью. – Ксавер! – прошипел толстяк. – Я разве не говорил, чтобы ты держался подальше от нашего дома? Тебе придется кое-что объяснить.

Тут Файстенмантель с удивлением взглянул на Куизля, которого, очевидно, узнал только теперь, и губы его скривились в злорадной усмешке:

– Какое совпадение… Как я смотрю, Ксавер, ты и палача уже себе привел! Что ж, надеюсь, теперь кое-что в деревне наконец прояснится.

Обераммергау, утро 8 мая 1670 года от Рождества Христова

Иоганн Лехнер поигрывал резной фигуркой, словно бы размышлял за шахматной доской. Он поглаживал пальцем по головному убору и одеяниям фарисея, по филигранно вырезанным складкам плаща. Потом аккуратно поставил фигурку на стол к остальным, совершенно одинаковым.

Всего их было семь.

Губы секретаря растянулись в тонкой улыбке. Он наклонился к Ксаверу, сидящему напротив на стуле, и произнес с одобрением:

– Превосходная работа. Мало кто сможет вырезать нечто подобное. Да еще семь штук, практически неотличимых… – Он кивнул на остальные фигурки: – Почему семь, Айрль? Что ты такое замышлял?

Юный резчик пожал плечами и не ответил, лишь хмуро смотрел на Лехнера. Руки и ноги у него были связаны, шею охватывало железное кольцо, цепью прикованное к стене. Вместе с аббатом и судьей Аммергау секретарь сидел за грубым столом, который специально для этого перетащили в монастырский подвал. Над долиной уже поднималось солнце, но здесь, в темном каземате, об этом можно было только догадываться. Единственным источником света служила коптящая лампа, закрепленная на стене.

Справа от стола стоял Куизль, скрестив руки на груди и надвинув на лицо черный капюшон. Палач знал, что от него ждали эффектного появления, и потому вынужден был терпеть этот проклятый капюшон, который царапался и чесался, как волчья шкура. Из-под него Якоб рассматривал пленника, для которого вчерашняя стычка не прошла бесследно. Левый глаз Ксавера заплыл, губы распухли, как жирные гусеницы. Накануне, во время ареста, он отбивался, словно дикий зверь. Потребовались усилия четырех человек, чтобы связать его и на телеге доставить в монастырь Этталь. Теперь он, похоже, немного успокоился.

Но Куизль подозревал, что так просто из него ничего не вытянуть. Палач бросил взгляд на орудия пыток, аккуратно разложенные у стены и поблескивающие в тусклом свете. От жаровни, тлеющей в углу, исходил едкий запах.

– Еще раз спрашиваю, – немного спустя проговорил Лехнер. – Что ты замышлял?

– Это же простые фигурки, – резко ответил Ксавер. – Я продаю их по деревням.

– А, и Файстенмантелю ты тоже хотел что-нибудь продать и поэтому полез нему в окно? – допытывался Лехнер. – Он, видно, не услышал, как ты стучишь в дверь?

Ксавер упрямо молчал. Но Куизль видел, что краем глаза он поглядывает на орудия пыток. На тиски, клещи, воронки…

«Он раздумывает, с чего же я начну, – подумал палач. – И как долго он сможет молчать. Как бы то ни было, это не Гёбль, он из другого теста».

Еще на рассвете Лехнер освободил Ганса Гёбля с условием, что тот не покинет пределов долины. Столь гордый поначалу раскрасчик разрыдался от радости. Когда близкие забирали его у ворот монастыря, он еще дрожал. Не в первый раз Куизлю пришлось наблюдать, во что превращались сильные и уверенные люди от одного лишь страха перед пытками.

Судья Йоханнес Ригер нетерпеливо поерзал на стуле и прокашлялся.

– Что ж, полагаю, все ясно, – начал он и побарабанил пальцами по столу, на котором лежали перья и пергамент и стояла чернильница. – Айрль хотел забраться в дом к Файстенмантелю и выронил при этом мешок со своими фигурками. Вот и всё. – Он повернулся к Лехнеру: – Не знаю, право, чего вы добиваетесь этими расспросами, кроме как…

– Et tu, – грубо прервал его Лехнер.

Ригер моргнул:

– Что вы сказали?

– Et tu. На каждой из фигурок снизу вырезаны эти два слова. – Лехнер перевернул одного из фарисеев и протянул Ригеру. – И ты! Что это значит? И зачем кому-то сразу семь резных фарисеев? Иудейских законников! Это явно не фигурки Богоматери, чтобы их так охотно раскупали.

Судья наморщил лоб и скрестил руки на груди.

– Об этом вы не меня спрашивайте, а обвиняемого.

– Это я и собирался сделать, пока вы не вмешались. – Лехнер кивнул на Куизля и орудия пыток. – Я взял с собой палача вовсе не для того, чтобы он прекращал потасовки на кладбищах. Айрль заговорит – если не сейчас, так завтра или послезавтра. – Он стукнул кулаком по столу и взглянул на судью и аббата: – Как вам известно, у меня распоряжение из Мюнхена довести до конца это дело. Всеми доступными средствами. Нравится вам это или нет!