– Стоит чего-то опасаться?
– Всегда найдутся мутные люди, желающие лишить тебя жизни. Особенно в заброшенных местах, – резонно ответил он мне.
Что же. Старина Кроуфорд чует возможные неприятности за милю. Так что я был не против поддержки «артиллерии».
Глава девятая
Яркое море
Закрытая земля, на которой находилась фабрика мотории, раскинулась по правую руку. Отсюда она казалась каменистой и высокой, а еще бледной, с погасшими красками из-за большого расстояния. Следовало иметь хорошее зрение, чтобы рассмотреть детали.
Все было призрачным, словно в невнятном сне. Мой глаз отмечал растущие ввысь причальные мачты для грузовых дирижаблей, похожие на горбы верблюда, огромные, точно холмы, трубы охладителей и защитный купол, раскинувшийся над производственными цехами. Власти уверяли, что он должен спасти город от последствий возможной аварии. На мой взгляд, достаточно спорное утверждение. Если там рванет, то этот черепаший панцирь разметет во все стороны, и при неудаче многотонные обломки долетят и до Садов Маджоре. А то, что выбрасывало в воздух или попадало в воду, он и вовсе не задерживал, что бы об этом ни писали правительственные газеты. Довольно просто проверить – люди заболевают, кто-то становится контаги, у кого-то появляются способности.
Ни тех, ни других город не любит. Они мешают стабильности, а значит, изолируются. Или сразу уничтожаются.
Ближе всего к нам располагался район, застроенный обычными серыми домами, – место, где жили рабочие, пока их недельная смена не заканчивалась и они не уплывали на Большую землю, предоставляя возможность другим погорбатиться на благо Риерты. Впрочем, с «горбатиться» я все же несколько поторопился. Будем честны, труд на фабрике такой же тяжелый, как и в Стальной Хватке, но был довольно бесспорный плюс – платили там хорошо. Поэтому в северных районах всегда имелись желающие получить работу на Закрытой земле. Не важно, что, если удача отвернулась, сдохнуть можно уже через пять-шесть лет. Зато семья окажется обеспечена и у нее появится возможность перебраться из Верхнего куда-нибудь южнее, в Угол или даже Восточный. Ну и конечно же кроме рабочих-реалистов, осознающих последствия вредного производства, имелась большая доля идиотов. Простите, оптимистов. Которые считали, что сейчас они немного заработают, а затем уж возьмут от жизни все.
Просто так попасть на Закрытую землю невозможно. Туда приходили лишь корабли для загрузки топлива, а также государственные паромы, привозящие персонал. Безопасность там была куда лучше, чем возле дворца дукса.
Прямо в воде, на сваях, стояли орудийные и пулеметные башни, расстреливающие непрошеных гостей, решивших подобраться поближе и заплывших за ограничительные буи, раскинутые по периметру огромного острова. Раньше такое случалось, теперь туда никто не суется. Ну, кроме некоторых особенно отчаянных революционеров, считающих диверсию хорошей идеей… В новостях писали, что их лодки даже до берега не добирались.
Я прекрасно видел треногие сооружения орудийных фортов, торчащие над озером. Их общая огневая мощь, несмотря на средний калибр, вполне равнялась полному залпу современного дредноута.
Кроуфорд повернул руль на рокочущем моторе, и лодка начала смещаться вправо, к острову Рассвета. Светлая полоска забора там была точно воротничок сутаны. Сразу за ним, построенным еще полтора века назад, начиналась Старая Академия. Но сейчас я видел лишь кроны деревьев вкуса тыквенного желе – они скрывали за собой дома самого печально знаменитого района Риерты.
Обжитой город остался позади, мы оказались на открытой воде, лодка начала резво плясать на появившихся волнах, то и дело обдавая меня брызгами. Погода была промозглой, руки мерзли, и я, пожалев, что забыл дома перчатки, надвинул кепку пониже, чтобы она не улетела за борт.
Юэн молчал. Он вообще неразговорчивый парень, особенно если первым не начинать. Я порой поглядывал на него украдкой, видел хмурое выражение на бледном лице. Глаза у Кроуфорда казались пустыми и застывшими, точно он смотрел в одну точку, и не знай я его получше, опасался бы, что мы на полном ходу влетим в какую-нибудь скалу.
Его никогда нельзя было назвать дружелюбным. Во всяком случае, судя по внешности. Думаю, священник из него получился хреновый. Тяжело проповедовать о любви к ближнему с таким видом, словно хочешь послать всех присутствующих далеко и надолго. Короче, мой однополчанин не слишком похож на благостного святошу, с которым следует поделиться своими проблемами или получить прощение.
Впереди показался Плавник. Огромная скала с отвесными стенами, вырастающая прямо из озера. Она стояла незыблемой восточной границей между новым и старым городом. Тем, что никогда уже не возродится, захваченный природой. В длину Плавник почти восемь миль и издали напоминал гребень тропической ящерицы с островов Малой Плеяды. Острый и ребристый, вырубленный дождями и ветром.
Лодка подобралась к Плавнику, пошла в опасной близости от него, и Юэн вместо того, чтобы сбросить скорость, добавил. Волны подбрасывали нас, то и дело пытались швырнуть на стену, но у них ничего не получалось. Кроуфорд вел свою старую скорлупку с мастерством, которое никуда не исчезло за годы, что мы не виделись.
Я понимал его спешку. Если и есть на свете человек, который ненавидит горы, то он как раз сейчас здесь. По сравнению с моей нелюбовью к воде его антипатия ко всему, что возвышается над землей больше чем на ярд, граничит с психозом. Лицо у Кроуфорда стало еще более отталкивающим и в то же время отрешенным. Я видел, как кривятся губы моего однополчанина и насколько сильно он хочет, чтобы Плавник оказался как можно дальше.
Я никогда не спрашивал, что пришлось пережить Кроуфорду в душных горах Галькурды, сражаясь в джунглях с искирами в первый год Великой войны. Но, судя по всему, насмотрелся он гораздо больше, чем в Компьерском лесу, где стоило забыть о человечности и спрятать все свои эмоции в глубинах сознания, чтобы не сойти с ума. То есть я просто не могу представить, что могло быть хуже Компьерского леса. Но как говорят знающие люди, мясорубка под Рампонгтохом
[64] не сравнится с зимней операцией на севере нашего материка.
Так что лес не свел Юэна с ума. Это случилось гораздо раньше, где-то в тропиках. Он до сих пор, стоит ему сомкнуть веки, слышит стук альпинистских молотков, вгоняющих в щели скальные крюки, по которым отчаянные храбрецы заберутся на высоту, чтобы перебить укрепившихся там искиров.
Он был по горло сыт горами.
За Плавником начинался совсем другой пейзаж. Прямо на восток – низкие болотистые острова до самого горизонта, языки мелей, часто заросшие камышом, омуты стоячей воды вкуса шпината. Широкая полоса по правую руку – лента илистых наносов, сформированных некогда сильным течением, – теперь служила естественной преградой между озером и морем. Слева, на севере, развалины бывшего города. Раньше строили хуже, не из камня, а в основном из древесины, и здания за века в воде оказались практически уничтожены. То, что я видел, было лишь останками, чудом уцелевшими после страшного взрыва на второй фабрике мотории.