– Вы думаете, это он?
– Пожалуй, нет.
– Почему?
– Потому что француз жив. Я полагаю, что это ваш стрелок.
Беннетт сел справа от меня, лицом к Хенкину, который устроился слева. Официант принес заказ Хенкина, и Беннетт попросил то же самое. Я заказал еще кофе. Официант выглядел счастливым. Счет рос. Я рассчитывал, что либо у Хенкина, либо у Беннетта была местная валюта – меня ею не снабдили.
Хенкин посмотрел на Беннетта и спросил:
– Вы знаете о месте встрече «Большой восьмерки»?
Тот кивнул.
– По обычным стандартам оно вполне безопасно. Однако если Котт на свободе, то ситуация меняется.
– Возможно, это не Котт, – заговорил я. – Нам нельзя отбрасывать другие варианты. Предвзятое мнение может привести к роковым последствиям.
– Я настолько открыт любым идеям, что мой мозг может вывалиться наружу. Но я считаю, что это не Карсон. Возможно, Дацев.
– Тогда это не было проверкой и мы попусту тратим время на теоретические рассуждения. Дацев не согласился бы на проверку. Он слишком заносчив. Если стрелял Дацев, это было попыткой убрать француза, которая завершилась неудачей из-за стекла, но и в этом случае мы напрасно тратим время, потому что след остыл несколько дней назад.
Вернулся официант с кофе и рогаликами, а передо мной он поставил третий кофейник. В это время в переулок свернул микроавтобус, окрашенный в цвета полицейского департамента, и остановился возле зеленой двери. Из него вышел один полицейский в синей форме и кепи, постучал в дверь и стал ждать. Через минуту дверь открыла женщина в домашнем платье, и между ними завязался короткий диалог.
– Я за тремя парнями, – вероятно, сказал он.
– Они еще не приехали, – вероятно, ответила женщина.
Полицейский шагнул назад и огляделся по сторонам. Потом сдвинул кепи вперед, почесал в затылке и недоуменно покрутил головой; только после этого его взгляд остановился на нашей компании. В его глазах появилось задумчивое выражение, он поблагодарил женщину и направился к нам. Я заметил, что на ходу он принял решение сделать вид, что сразу все понял, рискнуть и предположить, что мы – это те, за кем он приехал.
– Сначала нам нужно заехать в полицейский участок, – сказал он, остановившись около нашего столика.
Он говорил по-французски с парижским акцентом, эквивалентным бруклинскому старого Нью-Йорка или кокни в Лондоне, но в его речи не было очарования; казалось, на его плечах лежит вся тяжесть мировой несправедливости.
– Он сказал, что нам сначала нужно заехать в полицейский участок, – перевел Беннетт.
– Я понял, – отозвался Хенкин.
Я промолчал.
В результате за всех заплатил русский, вытащив пачку новеньких евро – возможно, они даже были настоящими. Мы все встали, потянулись, стряхнули крошки с одежды и последовали за полицейским к микроавтобусу. Солнце поднималось по утреннему небу, голубому, как яйцо ласточки, и я даже ощутил его тепло, но тут налетел порыв ветра, словно кто-то положил холодную руку мне на плечо. Полы дорогого пальто Хенкина захлопали вокруг его коленей, потом ветер стих, и снова стало тепло, пока мы не свернули в тень переулка.
Мы сели в микроавтобус – сначала Беннетт, затем Хенкин, за ним я, и на сердце у меня в тот момент было легко, как если б мы собирались в бар, или клуб, или в какое-то другое место, где нас ждали роскошные женщины.
Глава 15
Полицейский участок, в который нас привезли, оказался вовсе не полицейским участком. Совсем не то место, куда придет огорченный гражданин, чтобы сообщить о пропавшей кошке или потерянном бумажнике. Участок больше походил на бункер разведывательной службы, куда входишь через незаметную серую дверь в одном из правительственных зданий, расположенных на левом берегу реки, рядом с Национальным собранием, французским аналогом здания Конгресса или Парламента Великобритании. Серая дверь вела к лестнице, уходившей на два этажа вниз, к помещению с низким потолком, серыми стенами и серым линолеумом. Очевидно, здесь располагалось одно из подразделений службы внешней разведки, и я надеялся, что деньги, сэкономленные на внутреннем оформлении, потрачены на достижение результатов.
Нас отвели в комнату для совещаний. Стулья куда-то унесли, а на столе выстроилась в длинную линию дюжина портативных компьютеров. Все они были открыты, мониторы наклонены под одним и тем же углом, на каждом – одинаковые заставки полицейского управления, которые медленно перемещались по экрану в едином ритме, отражаясь от границ, как в аркадном настольном теннисе из давних времен. Вслед за нами в зал вошла миниатюрная женщина лет сорока пяти с мягкими темными волосами и мудрыми карими глазами. При других обстоятельствах я бы пригласил ее поужинать. Сейчас она полностью меня игнорировала и обратилась ко всем одновременно, не глядя никому из нас в глаза:
– Наши досье переведены в цифровую форму. Начинайте слева, двигайтесь вправо, и вы узнаете все, что известно нам.
Беннетт, Хенкин и я подошли к первому монитору, Хенкин коснулся сенсорной панели ухоженным ногтем, заставка исчезла, и пошла видеозапись. Передача одного из государственных каналов французского телевидения, решил я. Вечернее выступление президента. Он находился на подиуме, расположенном над широкими мраморными ступеньками, которые были ярко освещены. За спиной у него висели французские флаги. Я с некоторым трудом разглядел прозрачные пуленепробиваемые щиты. Микрофоны напоминали маленькие черные почки на концах изогнутых стеблей, будто выросших на поверхности трибуны. Судя по звуку, они были узконаправленными и воспринимали лишь голос президента. Однако телевизионщики добавили запись с других микрофонов, создав фоновый шум толпы и уличные звуки.
Президент нес чепуху о том, что прогресс все еще возможен и двадцать первый век может стать веком Франции, если придерживаться правильной политики, иными словами – так уж получилось, – той, которой следует он. В какой-то момент он запнулся и посмотрел куда-то вверх и влево, почти печально, после чего продолжил свою речь. Через три секунды он снова посмотрел налево, опять запнулся, а еще через пару секунд его сбили с ног, и он оказался под телами парней в темных костюмах и с наушниками. Они тут же утащили его прочь, словно гигантская черепаха, двигающаяся с удивительной быстротой.
Хенкин снова воспользовался ногтем и вернул запись к тому моменту, когда президент запнулся в первый раз и посмотрел влево и вверх.
– Там была вспышка выстрела, – сказал Хенкин. – Обязательно. – И еще через три секунды: – А здесь пуля ударяет в стекло.
Мы не сумели различить звук выстрела. Возможно, крутой эксперт смог бы его выделить, но это не дало бы нам ничего нового. Все и так знали, что стреляли из винтовки.
– Вы видели достаточно? – спросил Хенкин.
Беннетт кивнул, я промолчал, и Хенкин щелкнул мышью. На мониторе появилась карта Парижа. На ней выделялась красная стрелка, обозначенная А, указывающая на ступеньки Дома инвалидов, и еще одна красная стрелка, обозначенная Б, в путанице узких улочек возле бульвара Сен-Жермен. Две красные стрелки соединяла тонкая красная линия с надписью над ней 1273 метра, или тысяча четыреста ярдов.