Мир позавчера. Чему нас могут научить люди, до сих пор живущие в каменном веке - читать онлайн книгу. Автор: Джаред М. Даймонд cтр.№ 103

Cтраница 103

Практически все религии предполагают специфическую веру в нечто сверхъестественное; другими словами, последователи данной религии твердо придерживаются верований, которые не могут быть подтверждены нашим опытом в естественном мире и которые представляются невозможными другим людям, не приверженным данной религии. Таблица 9.2 содержит примеры таких верований; к ним можно было бы добавить бесчисленное множество других примеров. Никакая другая особенность религии не создает большего раздела между верующими и представителями современного светского общества, воображению которых трудно представить, что кто-то может придерживаться таких верований. Никакая другая особенность не создает большей пропасти между приверженцами двух различных религий, каждая из которых твердо верит в свои догматы, но считает абсурдными верования другой. Почему же тем не менее вера в сверхъестественное является такой универсальной чертой религий?

Один предполагаемый ответ заключается в том, что религиозная вера в сверхъестественное есть просто невежественное суеверие, сходное с нерелигиозными суевериями, и говорит лишь о способности человеческого мозга обманывать себя и верить во что угодно. Мы все можем вспомнить примеры суеверий, бессмысленность которых, казалось бы, должна быть очевидной. Многие европейцы верят, что встреча с черной кошкой предвещает несчастье, однако черные кошки ведь довольно широко распространены. Если вы тщательно подсчитаете, принесла ли вам встреча с черной кошкой (в местности, где водится много кошек) какое-либо несчастье, применение критерия согласия х² (“икс-квадрат”) ^[17] быстро убедит вас, что гипотеза о вредоносности черной кошки подтверждается с вероятностью менее 1/1000. Некоторые жители новогвинейских низменностей верят, что красивая песенка маленькой птички — низинного мышиного флейтиста — сообщает о чьей-то смерти. Однако эта птичка — один из самых распространенных видов, и ее пение постоянно слышно в новогвинейских лесах; будь эта примета верна, местное население полностью вымерло бы за несколько дней. Тем не менее мои новогвинейские друзья так же верят в то, что мышиный флейтист — вестник смерти, как и европейцы — в нежелательность встречи с черной кошкой.

Еще более поразительно суеверие, заставляющее людей еще и сегодня вкладывать деньги в предприятия, основанные на вере в лозоходство. Эта “технология” была распространена в Европе более 400 лет назад и, возможно, была известна еще в дохристианские времена. Суеверие заключается в том, что человек, называемый лозоходец, вооружившись раздвоенным прутом (“лозой”), ходит по территории, владелец которой желает узнать, где копать колодец. Раздвоенный прут якобы может указать место, а иногда и глубину залегания подземного источника воды. Контрольные опыты показывают, что места, указанные лозоходцем, не более удачны, чем случайно выбранные, но многие землевладельцы в местности, где даже геологи затрудняются предсказать местонахождение подземных вод, все же платят лозоходцам, а потом тратят еще больше денег на колодец, который едва ли даст воду. Психологическая основа этого заключается в том, что мы помним удачи и забываем о провалах, так что верования в сверхъестественное поддерживаются даже самыми ненадежными свидетельствами, поскольку мы помним о правильных догадках. Такое анекдотическое мышление возникает естественно; контролируемые эксперименты и научные методы различения случайных и неслучайных успехов противоречат интуиции, а потому не встречаются в традиционных сообществах.

Таким образом, возможно, что религиозные суеверия — лишь еще одно свидетельство человеческой подверженности ошибкам, вроде веры в злокозненность черных кошек. Однако подозрительно, что столь дорого обходящаяся приверженность к неубедительным на взгляд других людей религиозным суевериям — столь постоянная особенность религии. Жертвы, которые девять религиозных групп, перечисленных в таблице 9.2, приносят или приносили ради своих верований, гораздо обременительнее, отнимают больше времени и имеют для верующих более тяжелые последствия, чем действия тех, кто боится черных кошек и старается с ними не пересекаться. Это наводит на мысль, что религиозные суеверия — не просто случайный побочный продукт человеческой способности рассуждать, а имеют более глубокое значение. Какое же?

Недавняя интерпретация, предложенная религиоведами, заключается в том, что религиозные верования в сверхъестественное служат как бы опознавательным знаком приверженца той или иной религии. Все постоянно существующие человеческие группы, будь то поклонники бостонских “Ред Сокс” (такие, как я), практикующие католики или патриоты-японцы, сталкиваются с одной и той же основной проблемой: кого наверняка можно считать членом группы и доверять ему? Чем больше жизнь человека связана с группой, тем более важно иметь возможность правильно идентифицировать членов группы и не оказаться обманутым кем-то, кто ищет временных преимуществ, утверждая, что разделяет ваши идеалы, чего на самом деле нет. Если человек с флажком “Ред Сокс”, которого вы сочли единомышленником, внезапно выкрикивает приветствие “Нью-Йорк Янкис”, вы почувствуете себя обманутым, однако вашей жизни это не угрожает. Однако если это солдат в одном строю с вами и он бросает винтовку (или обращает ее на вас), когда враг атакует, ваше неправильное представление о нем может стоить вам жизни.

Поэтому-то религиозная принадлежность требует так много дорогостоящих демонстраций для доказательства вашей приверженности: пожертвований времени и ресурсов, перенесения тягот и других действий, которые будут обсуждаться ниже. Одной из таких демонстраций может оказаться исповедание какого-то иррационального верования, противоречащего свидетельствам ваших органов чувств, чего-то такого, во что люди, не придерживающиеся вашей религии, никогда не поверят. Если вы утверждаете, что основатель вашей церкви был зачат в результате обычного полового акта между его матерью и отцом, этому поверит кто угодно, и вы ничем не продемонстрируете приверженности своей церкви. Однако если вы станете настаивать, несмотря на явную невозможность этого, что он был рожден девственницей, и никто за многие десятилетия не сможет поколебать этой вашей иррациональной веры, — вот тогда ваши единоверцы почувствуют гораздо бóльшую уверенность в том, что вам можно доверять, что вы не оставите своей группы.

Тем не менее нельзя сказать, будто нет пределов тому, что может быть принято в качестве религиозного верования в сверхъестественное. Скотт Атлан и Паскаль Бойе независимо друг от друга указали на то, что действительно существующие в мире религиозные предрассудки составляют лишь узкий сегмент всех произвольных случайных суеверий, которые теоретически возможно придумать. По словам Паскаля Бойе, нет религии, которая утверждала бы что-то вроде: “Существует единый Бог. Он всемогущ. Однако он существует только по средам”. Все признаваемые религиями сверхъестественные существа, в которых мы верим, удивительно похожи на людей, животных или другие природные объекты во всем, однако обладают нечеловеческим могуществом. Они дальше видят, дольше живут, они сильнее, двигаются быстрее, могут предсказывать будущее, могут менять форму, могут проходить сквозь стены и т.д. В остальном боги и духи ведут себя, как люди. Бог из Ветхого Завета гневается, греческие боги и богини испытывают ревность, едят, пьют, занимаются любовью. Их сверхчеловеческие силы суть лишь проекции наших собственных фантазий: они могут делать то, что мы хотели уметь делать сами. Я и в самом деле иногда мечтаю о том, чтобы поражать молнией злодеев (возможно, эту мою мечту разделяют многие), но мне никогда не случалось фантазировать о том, что было бы, если бы я существовал только по средам. Поэтому меня не удивляет, что во многих религиях боги изображаются поражающими злодеев, но ни в одной нет мечты о существовании только по средам. Таким образом, религиозные верования в сверхъестественное иррациональны, но эмоционально логичны и привлекательны. Поэтому-то в них так легко поверить, несмотря на их невероятность с рациональной точки зрения.