Европа перед катастрофой. 1890-1914 - читать онлайн книгу. Автор: Барбара Такман cтр.№ 46

Президент Кливленд рьяно противился экспансии, и территориальная алчность сенаторов ему была чужда. Но именно его действия, предпринятые на исходе года, пробудили в американцах национальное самосознание. Его упорство в утверждении доктрины Монро в отношениях с Великобританией на примере Венесуэлы ознаменовало начало новой эры в американской истории столь же ярко, как подъем флага на флагштоке. Не было ни территориальных, никаких иных захватнических притязаний, проблема заключалась лишь в утверждении американских прав в том варианте, в каком они представлялись Кливленду и в особенности его упрямому госсекретарю Ричарду Олни. Шовинизмом, джингоизмом ^[34] и эмоциональной враждебностью заразились многие американцы, хотя эти чувства были присущи в большей мере богатым, влиятельным и громогласным кругам, нежели простым гражданам. В клубе «Юнион лиг»³⁶ насчитывалось 1600 членов, и «все мы 1600 человек, – заявлял один из них, – поддерживаем мистера Кливленда… Среди нас нет ни одного человека, который бы выразил несогласие». Республиканцы засыпали Белый дом поздравлениями и восторженными откликами, прислал свое послание и Теодор Рузвельт. Газета «Нью-Йорк таймс» потрясла всех грозными заголовками: «ГОТОВИМСЯ К ВОЙНЕ. СТРАНА ПОДНИМАЕТСЯ» или «ОНИ ХОТЯТ СРАЖАТЬСЯ С АНГЛИЕЙ: АРМИЯ И ФЛОТ РВУТСЯ В БОЙ. НЕ ИСКЛЮЧЕНО ВТОРЖЕНИЕ В КАНАДУ». Хотя в самих репортажах тональность была гораздо менее милитаристская. Армейский военачальник, которого цитировала газета, не говорил о планах вторжения в Канаду, а предупреждал о неадекватности американских войск и военно-морских сил и «позорном для Америки спектакле войны с Англией».

Воинственность заявлений по поводу Венесуэлы шокировала тех, кто оставался верен идеям отцов-основателей, то есть по-прежнему представлял себе Соединенные Штаты нацией, не признающей милитаризм, завоевания, регулярные армии и другие отвратительные атрибуты монархий старого мира. Традиции отцов-основателей были особенно сильны в Новой Англии и прежде всего среди людей старшего поколения, которым в 1890 году было более пятидесяти лет. Они мыслили как Джефферсон, а он говорил: «Если и есть один основополагающий принцип в душе каждого американца, то он заключается в том, что мы отвергаем политику завоеваний». Эти люди со всей серьезностью относились к Декларации независимости и ее главному постулату: правительство может быть справедливым лишь тогда, когда оно действует с согласия тех, кем управляет. По мнению этих людей, навязывание американского режима другим народам нарушает этот принцип и порочит благородное предназначение Америки. Истинная американская демократия – это факел, идеал, образчик нового образа жизни, предложенный взамен старого мира. Они были против рангов и дворянских титулов, бриджей, орденов и других приманок монархии, и когда на кораблях впервые появился ранг адмирала, один офицер фыркнул: «Называть их адмиралами? Никогда! Потом они захотят стать герцогами»³⁷.

Первые иммигранты, привлеченные американской мечтой, были так же привержены идеалам отцов-основателей, как и старшие поколения американцев. Некоторые бежали после провала революции 1848 года, стремясь вырваться на свободу, подобно отцу Альтгельда или Карлу Шурцу, теперь 66-летнему журналисту, редактору, министру и сенатору, убежденному реформатору со времен администрации Линкольна. Другие бежали от гнета и нищеты в поисках новых возможностей, как, например, шотландский ткач, приехавший в Америку в 1848 году с двенадцатилетним сыном Эндрю Карнеги, или голландский еврей, делавший сигары и уехавший из лондонских трущоб в 1863 году с тринадцатилетним сыном Сэмюэлем Гомперсом. Ехали в Америку и добровольные изгнанники, те, кто просто хотел исчезнуть из старого мира, увлекшись романтикой демократии, подобно Э. Л. Годкину, редактору «Нейшн» и нью-йоркской «Ивнинг пост». Для них, как и для тех, чьи предки прибыли в тридцатые годы XVII века, Америка была символом принципиально нового жизненного устройства, и во вспышке милитаризма они видели измену этим принципам.

«В тревоге за судьбы страны» Годкин решил выступить против нагнетания военной истерии вокруг Венесуэлы, рискуя вызвать неприязнь к газете со стороны «полубезумной публики». Он родился и вырос в семье англичан, предки которых обосновались в Ирландии еще в XII веке, служил корреспондентом британских газет во время Крымской войны и американской гражданской войны. Годкин стал редактором журнала «Нейшн», когда в 1865 году его основали сорок акционеров, вложив 100 000 долларов на борьбу за права трудящихся, негров, утверждение народного образования, «подлинно демократических принципов в обществе и государственном управлении». В 1883 году, оставаясь редактором «Нейшн», он заменил Карла Шурца на посту редактора газеты «Ивнинг пост» и, руководя этими двумя изданиями, по словам Уильяма Джеймса, «оказывал верховенствующее влияние на общественную мысль»³⁸.

Благовидный и бородатый кельт отличался вспыльчивым и даже драчливым характером, став макрейкером ^[35] еще до того, как Рузвельт придумал это слово. Он настолько затравил политиков-коррупционеров «Таммани», что по их наущению его трижды арестовывали на протяжении одного дня по обвинению в клевете. Джеймс Рассел Лоуэлл разделял мнение английского журналиста, назвавшего «Нейшн» Годкина «лучшим периодическим изданием в мире», а Джеймс Брайс, прославившийся своим сочинением об Америке The American Commonwealth («Американское содружество» ^[36]), наградил «Ивнинг пост» эпитетом «лучшей газеты, когда-либо издававшейся на английском языке». Однако мнение губернатора Нью-Йорка Хилла было гораздо более политизированное. Он заявлял, что ему нет дела до «выскочек», читающих «Ивнинг пост»³⁹, но это обстоятельство его явно беспокоило. «Беда в том, что чертову газетку читают все редакторы штата Нью-Йорк», – говорил губернатор. В том и заключалось тлетворное влияние Годкина: его мнения брали за основу другие манипуляторы общественным мнением, хотя, безусловно, не все. «Какая устрашающая умственная дегенеративность может наступить, если постоянно читать “Нейшн” и “Ивнинг пост”», – писал Теодор Рузвельт капитану Мэхэну в 1893 году.

В 1895 году Годкину было шестьдесят четыре года, и его очень волновало будущее. Соединенные Штаты, писал он другу, «обладают огромной силой и готовы зверски применить ее, не зная пока, как это сделать, и потому постоянно пребывают на грани ужасной катастрофы»⁴⁰. На самом деле, Соединенные Штаты в данный момент уже имели один линейный корабль в полной боевой готовности, и Годкин не без оснований опасался «безумия» джингоистов. Он думал, что дух «бешеного оптимизма» неизбежно приведет к беде.

В равной мере был обеспокоен будущим и Уильям Джеймс, профессор философии Гарварда. «Полезно знать, – писал он по поводу Венесуэлы, – как неглубоко во всех нас зарыт давний боевой дух и как мало надо для того, чтобы он выплеснулся наружу. И если его действительно пробудить, то назад пути не будет»⁴¹. Коллега Джеймса по Гарварду Чарльз Элиот Нортон, профессор изобразительных искусств, толкователь и арбитр культурной жизни в Америке, осудил воинственный дух в американском обществе на собрании в Шепардской мемориальной церкви Кембриджа. «Аплодисменты жестокости ⁴², раздающиеся то там, то здесь по всей нации», говорил он, не могут не вызывать «серьезных опасений» за будущее у каждого разумного почитателя своей страны».