Панихида по создателю. Остановите печать! (сборник) - читать онлайн книгу. Автор: Майкл Иннес cтр.№ 215

– И, конечно же, – дружески улыбнулся Уинтеру Буссеншут, – Бентон владел неким секретом.

– Да, – кивнул Эплби, – секретом анатомии верблюдов, вы это имели в виду?

Буссеншут недоверчиво посмотрел на него.

– Несомненно, – ответил он, – что этим секретом он владел тоже.

– Я никогда не считал виски напитком, подходящим для общения в преподавательской гостиной, – сказал Буссеншут, нажимая на рычажок сифона с содовой. – Но еще более противны моей натуре эти жуткие смеси, которые называют коктейлями. Однако в собственной цитадели, – он обвел рукой стены своего кабинета, – и принимая во внимание важность распространения знаний… – Он потянулся к графину с виски. – Впрочем, это тот случай, когда незавершенность фразы яснее всего выражает суть мысли. А теперь, мой дорогой Эплби, время для верблюжьего танца, если можно так выразиться. Пора уже верблюду появиться и показать себя во всей красе.

– Верблюд вот-вот будет здесь. Но прежде позвольте мне подвести итог вышесказанному и обозначить указатели, по которым нам придется следовать дальше.

Руперт Элиот непостижимым образом потерпел неудачу, пытаясь отвратить своего кузена от дальнейшего писательского творчества, и нашел альтернативный способ обеспечить свою безопасность, убив Шуна. Это было бы то убийство, о подготовке к которому я твердил, и, скажу честно, если бы оно осуществилось, я бы не оказался повергнут в шок и глубочайшее горе. Мотив преступления, хотя только в общих чертах, был понятен. Шун – человек безжалостный и, как информировали Арчи Элиота, последовательно мстительный. А в тексте «Смерти в пустыне» содержалось нечто, компрометирующее в его глазах Руперта самым жестоким образом.

Теперь о проблемах. Все большее значение на наших глазах приобретала вторая загадка – кампания против Руперта. Ключами к пониманию здесь, когда я правильно расставил акценты, служили литературные пристрастия Руперта и вопрос, что происходило в романе Элиота «Тарантул-птицеед».

Еще одной тайной оставалось моральное возрождение Элиота: явное восстановление его душевного равновесия после случая с Ренуаром. Тут я мог посоветовать себе только одно. Пользуясь моим собственным выражением: найдешь ответ, если разберешься с секретом ясновидения.

Третья задача, стоявшая передо мной, состояла в том, чтобы разобраться в сути опасности, которую представлял собой роман, находившийся в процессе написания. И здесь указание мне виделось то же самое: реши сначала проблему ясновидения. Не слишком легкая миссия, согласитесь.

И наконец тайна самого ясновидения. Наиглавнейшая из мистерий – ее центр и ключ к решению прочих загадок. Как Руперту это удалось? Но, к счастью, здесь меня вели за собой сразу несколько путеводных нитей. Сама по себе природа творческого воображения Ричарда Элиота. Рассуждения Кермода о художниках. Афоризм Пруста об искусстве. И тут устами Уинтера именно Пруст сослужил мне самую верную службу. Позвольте задать такой вопрос: откуда вообще взялась идея Паука?

Наступила краткая пауза, прерванная Уинтером, воскликнувшим:

– Патришия! Эплби, ваша сестра задала именно этот вопрос, когда мы играли на бильярде. А Питер Хольм ответил ей цитатой, но не из Пруста, а из Вордсворта: «Из глубины времен, из толщ веков».

– Вот именно! Только здесь не толща веков, а какие-нибудь пятьдесят лет или около того. Как тонко отметила миссис Моул, иногда складывается впечатление, что Элиот небрежно достает свои идеи из ящика с детскими игрушками. Фантазии, которыми полны романы Элиота, уходят корнями в игру детского воображения, когда мальчишка начинает размахивать игрушечными пистолетиками и строить из себя гангстера. С возрастом это проходит. Как верно подметил Кермод, для такого рода литературы человек уже слишком стар в десять лет. «Детишки, играющие во взрослые игры». Вот в чем секрет многочисленности армии читателей Элиота, по его мнению.

– Здесь, – одобрительно заметил Буссеншут, – заключена глубокая философия. Но когда вы делаете различие между факторами реальности и получения удовольствия…

– Невероятный успех книг Элиота, – невозмутимо продолжил Эплби, – заключается в том, что его воображение напоминает большую морозильную камеру, в которой детские фантазии сохранились в неизменном и таком прекрасном виде. Их можно в любой момент использовать для создания литературных произведений при условии, что они подвергнутся взрослой обработке и контролю со стороны зрелого уже человека. Вот почему, думая, что сочиняет нечто, на самом деле он всего лишь выпускал на свободу давние воспоминания. Вспоминал то, что впервые пришло ему в голову еще в детстве.

– Музы – дочери памяти, – вновь привел ту самую цитату Уинтер. – Искусство невозможно без воспоминаний.

– Верно. А Руперт Элиот был участником и партнером в детских играх. Мальчики росли и воспитывались вместе. Но там, где Ричард оставался просто мечтателем, Руперт осуществлял их беззаконные фантазии на практике. Содержание романов Элиота поднимается на поверхность из того, что мисс Кейви романтично называет глубоким колодцем памяти, вот только на дне этого колодца сидит не кто иной, как Руперт. И там же покоится правда о том, что доктор Буссеншут решил окрестить «делом Элиота».

Эплби выбил выкуренный табак из своей трубки.

– А сейчас вам, возможно, даже покажется, что наведение порядка, за которое я взялся после взрыва, не потребовало особых усилий. Руперт вспомнил их совместную детскую игру, фантазию под названием «День Рождения». Он помнил ее лишь фрагментами, зато таких фрагментов оказалось достаточно много, чтобы создать эффект ясновидения или даже пророчества. Но его план был настолько утонченным, что, как я и говорил, в любой момент грозил ударить по нему самому. Кузен мог внезапно уловить, что происходит на самом деле. Как и случилось в эпизоде с кражей Ренуара. Вы все помните, что картина нашлась у постели ничего не подозревавшего лакея. И вот тут-то Элиот возмутился. Он с полным правом считал, что в его воображении не могло возникнуть ничего подобного столь откровенно грубой шутке, от которой за милю несло дурным вкусом. И воспрянул духом, осознав, что ни о какой мистике или даже научно обоснованном раздвоении личности не могло быть и речи. Но этого мало. Теперь он вспомнил! К нему вернулось воспоминание, как много лет назад именно Руперт предложил включить столь низменный и пошлый эпизод с кражей картины в их совместную игру. Элиот отчасти понял, каким образом порой рождаются детали его романов, приходя к нему из давнего прошлого, признался себе, что и его муза, несомненно, состоит в близком родстве с памятью. А главное – для него больше не являлось секретом, что все аномалии, происходившие в Расте, были проделками Руперта.

Да, с того момента он знал о шалостях Руперта – человека действия и гражданина мира, – как тот сам любил себя называть. Он знал, как Руперт все проделывает, но не мог понять зачем. Все представлялось полной бессмыслицей. Ничего удивительного, что он информировал своего кузена через печатный станок Шуна, насколько тот «надоедлив и зануден»… И Элиот, которым снова овладела неизжитая страсть к юношеской безответственности, разработал ответный план мести. Он решил использовать Паука, чтобы избавиться от Руперта навсегда, запугать его и обратить в бегство. Так началась вторая стадия дела. Руперт получил предупреждение, что его ждут крупные неприятности в девять часов. Ему подкинули информацию о судне, отправлявшемся в Новую Зеландию девятого декабря… А затем Элиот решил, что пора нагнать на кузена настоящего страха.