Фельдмаршал Манштейн. Военные кампании и суд над ним. 1939—1945 - читать онлайн книгу. Автор: Реджинальд Т. Пэйджет cтр.№ 49

В районах, где уже окончены боевые действия, использовать любые репрессии из-за единичного инцидента было бы чудовищным актом, даже если этот инцидент повлек бы за собой гибель сотен людей. Совершенно очевидно, что, если в сегодняшней Германии кто-то подорвал бы поезд, мы и подумать не могли бы о репрессиях мирного населения; это было бы чудовищно. Однако когда ваше положение шаткое, а ситуация опасная, то вы, сэр, в случае гибели ваших людей обязаны принять жесткие репрессивные меры. Степень применения репрессий – это те меры, которые необходимы для защиты ваших войск.

Вам, как солдатам, следует поставить себя на место тех немцев и спросить себя: «Что бы я решил в подобной ситуации? Что бы я предпринял?» – и тогда вы скажете: «Даже если я считаю, что этого мне не следовало бы делать, то возможно, что кто-то другой – в данном случае немец, – счел бы это совершенно необходимым?» И если так, то вы не должны осуждать его».

Затем я обратился к американскому процессу фельдмаршала Листа, на котором суд рассматривал вопросы партизанской войны, и после того, как пришел к заключению, что партизан и их пособников могли расстреливать без суда и следствия, продолжил рассмотрение репрессий:

«Далее, придя к подобным заключениям, суд над Листом продолжил обсуждать степень, до которой могут дойти оккупационные войска в войне с партизанами, после чего был выдвинут к утверждению определенный регламент, которому, по их мнению, необходимо следовать прежде, чем возникнет вопрос о расстреле заложников. Сэр, под конец процесса было заявлено: «Право так поступать (то есть применять репрессии) признано многими державами, включая США, Великобританию, Францию и СССР. И мировые державы потерпели полную неудачу по ограничению или сдерживанию этой практики посредством обусловленных соглашением правил». Именно так, сэр, полную неудачу. В Брюсселе и в Гааге в 1898 г., а затем еще и в 1907 г., в по меньшей мере двух комитетах Лиги Наций ведущие государственные деятели дни напролет спорили по поводу вопросов заложников и репрессалий и пришли к заключению, что в данном случае невозможно установить какие-либо правила. Однако, сэр, эти «судьи из прерий» самонадеянно вторглись в ту область, к которой государственные деятели ведущих держав на высочайшем совете боялись даже прикоснуться. Они установили – на основании бог знает каких полномочий – целый ряд правил для руководства действиями держав. Мы еще рассмотрим, что у них из этого получилось. Сэр, на странице 61 отчета имеется следующий пассаж: «Изучение доступных свидетельств по данной теме убеждает нас, что заложников можно брать ради гарантии мирного поведения населения оккупированных территорий, и, при существовании определенных условий и после проведения предварительных переговоров, они могут быть расстреляны только в самом крайнем случае. Взятие заложников опирается в основном на принцип коллективной ответственности. Результатом оккупации является предоставление силам вторжения права на управление в период оккупации – в рамках ограничений и положений международного права. Местное население обязано продолжать свои обычные мирные занятия и воздерживаться от любых враждебных действий против войск или в отношении их военных операций. Оккупант имеет полное право настаивать на соблюдении положений, необходимых для обеспечения безопасности оккупационных сил и поддержания закона и порядка. Для осуществления этих задач оккупант может – но только в самом крайнем случае – брать заложников. Заложников нельзя брать или казнить в целях военной целесообразности.

Сэр, тогда на каком другом основании возможно брать заложников, я не могу себе представить; на каких других основаниях, за исключением военной целесообразности, можно осудить человека, зная, что он невиновен, на смерть, у меня не укладывается в голове. Но они выразились именно так.

От оккупанта требуется использовать любые доступные методы для обеспечения порядка и спокойствия еще до того, как наступит тот самый крайний случай, когда придется брать и казнить заложников. Следует установить всякого рода правила, призванные обеспечить порядок и спокойствие до того, как потребуется расстрелять заложников. Правила эти могут включать в себя одну или более из следующих мер: 1) Регистрация местного населения. 2) Пропуска или удостоверение личности. 3) Определение запрещенных зон. 4) Ограничение на передвижение. 5) Комендантский час. 6) Запрет на собрания. 7) Задержание подозрительных личностей. 8) Ограничение на средства связи. 9) Наложение ограничений на запасы продовольствия. 10) Эвакуация проблемных районов. 11) Обложение денежным налогом. 12) Принудительные работы для ликвидации ущерба от саботажа. 13) Разрушение частных строений вблизи от места преступления – и любые другие правила, не запрещенные международным правом и которые способствуют достижению желаемого результата».

Таковы условия. Возможно, сами по себе эти действия целесообразны; хотя можно заметить, что многие из них инкриминируются фон Манштейну в качестве преступлений. Но тем не менее это действия, которые установлены и которые должны быть выполнены прежде, чем казнить заложников. Такие действия могут оказаться замечательными при условии, что у вас есть запас времени и достаточные людские резервы. Но если вы быстро продвигаетесь по стране, то все, что вы можете, – так это оставить в небольших и предположительно мирных поселениях коменданта и пару – или полдюжины – полицейских. Но если, сэр, вы возвращаетесь и находите, что комендант и полицейские убиты, что вы станете делать? Полагаю, вы возьмете нескольких заложников, и их количество будет в значительной степени зависеть от того, сколько еще комендантов и полицейских у вас находится в столь же опасном положении. И вы объявите: «Если настоящие преступники не сдадутся в течение 12 часов, эти люди будут расстреляны». Условия, при которых вы берете заложников, должны зависеть от существующих обстоятельств.

Продолжаю, сэр. Не думаю, что нужно зачитывать следующий параграф, однако заключительный гласит следующее: «Для узаконенного взятия заложников на основании обычного права является существенным объявление имен и адресов взятых заложников, уведомление населения, что при повторении установленных актов военной измены заложники будут расстреляны. Количество расстрелянных заложников не должно превышать, с учетом тяжести преступления, числа, достаточного для острастки населения. И если вышеуказанные требования не соблюдены, расстрел заложников противоречит международному праву и является военным преступлением».

И далее, сэр, вопрос, были ли выполнены эти фундаментальные требования, становится темой разбирательства военно-полевого суда. «Командующий не имеет права произвольно определять подобные факты. Приказ командующего на казнь заложников должен опираться на расследование компетентного военно-полевого суда касательно существования необходимых условий и выполнения всех предварительных шагов для правомерной отдачи приказа». Сэр, в какую статью Закона об армии или Процессуальных норм и положений вы поместите рассмотрение абстрактного вопроса военно-полевым судом? Кто в нем ответчик? Разумеется, не заложник, потому что никто не признается в своей неправоте. Кто прокурор? Сэр, это полнейшая чушь! Сэр, мне трудно сдерживаться, говоря о подобных вещах. Наши предки столетиями вырабатывали законы и обычаи войны; и эти законы работали именно потому, что ограничивались случаями, серьезно не затруднявшими ведение войны. Именно потому, что ограничивались масштабом военных действий и случаями, которые не являлись существенными для выживания. Они в значительной мере предотвратили ненужные страдания и жестокости; именно потому, что нашим государственным деятелям хватило здравого смысла осознать, что война политический, а не правовой акт и что война может быть ограничена законом только в том случае, если сам закон ограничен тем, что серьезно не препятствует ведению войны. Создание правил, которые ни один генерал не в состоянии выполнить на практике, если только он намерен уцелеть, разрушает закон. Каждый генерал неизбежно превращается в преступника, и можно быть уверенным, что он будет поступать именно так; его единственная защита – это победа. Сэр, неуместность установления обязательных для держав правил, когда сами державы намеренно отказались от их определения, можно оправдать только невежеством в международном и европейском праве, от которого и произошло международное. Но, сэр, как сказал Гете: «Нет ничего хуже деятельного невежества». И как бы там ни было, сэр, по моему мнению, правила эти не подкреплены никакими полномочиями».