– Нет, я пошла другим путем.
– Надо будет глянуть. Давно не виделась с Джеем.
Да, в последний раз мы общались с Гамильтоном после скандала в ресторане «Платиновый берег». Вэнди смотрит на расстроенное лицо Элм и спрашивает:
– Он не говорил… нас не закроют?
Элмайра, потянувшаяся было за пирожными, вздрагивает:
– С чего это вдруг?
– Ну, если его отстранили…
Элмайра все же добирается до сладкого. Она отгрызает от песочного пирожного внушительный кусок и, прожевав, решительно отвечает:
– Это временно, мэр сам там сказал. Нам еще работать и работать.
– Надеюсь…
Котенок просыпается и запрыгивает на стол. Он начинает расхаживать вдоль подноса, обнюхивая стаканы, тянется к пирожным, но я отодвигаю тарелку подальше. Вэнди, протянув руку, гладит этот ушастый комочек по голове:
– Смотрите, глаза как у Дэрила.
И правда… Ярко-голубые. Элм еле слышно фыркает и поспешно отправляет в рот оставшееся пирожное. Вэнди, вздохнув, начинает почесывать котенка за ухом:
– Вот кто никогда меня не бросит. Никаких новых дыр в груди.
Я ловлю себя на том, что опять думаю о Джоне и… прекрасно ее понимаю. Да, поэтому я и ненавижу влюбляться. Да даже просто увлекаться. Потом остаются те еще дыры в груди… Впрочем, дыры неплохо пробивают и пули. И предательства.
Элмайра, вытирая запачканный шоколадом рот, с тревогой смотрит на Вэнди. Секунду она колеблется, а затем осторожно спрашивает:
– У тебя… случилось что-нибудь? Ты какая-то унылая. Из-за Грина?
– Да нет, знаете, это бывает по весне и осени. Вроде жизнь дрянь, ты никому не нужна, а потом… появляются цветочки или наряжают елку, и становится легче.
Элм вскидывается, как собака, которой кинули палку, и даже передумывает насчет еще одного пирожного:
– Никому не нужна? Ты украшение нашего Отдела, правда, Орленок?
Мне приходится подыгрывать, иначе зачем нужны девочки? Пусть даже Вэнди желает мне самой мучительной смерти. Цветочки еще не расцвели, елку не нарядили… ее надо поддержать.
– Конечно, нужно же завидовать чьей-то талии и безупречной коже.
Вэнди улыбается, но глаза у нее по-прежнему грустные. Впрочем, по-моему, в последнее время они грустные у всех.
– Скоро Рождество.
В детстве это утешение работало хорошо, но со временем оно как-то потеряло силу. На Рождество все расползутся по домам, как и в прошлом году, а меня ждет привычная пьянка в обществе Элм. И, кстати, до нее еще надо бы дожить.
– Вэнди, не грусти. Я не люблю, когда ты такая. Пойдем с нами? Забежим в «Березку», померяем шмотки…
Вэнди качает головой:
– Я еще посижу. Здесь хорошо думается. Звоните, если шефу что-то будет надо.
Я собираюсь подняться, но Элм останавливает меня:
– Погоди, я куплю еще кофе.
Она отходит к кассам, и мы с Вэнди остаемся одни. Она играет с котенком, что-то напевая под нос. Я смотрю на ее расстроенное, но идеально накрашенное лицо и все-таки спрашиваю:
– Мы никак не можем помочь?
Вэнди поднимает голову и в упор смотрит на меня. Интересно, она и сейчас желает мне всего самого наилучшего?
– Эшри… Дэрил тебя звал куда-нибудь в последнее время?
Что ж, она почти угадала. Но нет смысла ей врать. Я киваю, но тут же добавляю:
– Я его послала. Мне… это больше не надо.
На ее лице вдруг появляется неприятное, почти брезгливое выражение:
– Черт… Я вот смотрю и не понимаю. Ни кожи ни рожи, крылышки отвалились, в постели ты вряд ли огонь. Что в тебе такого?
Я слегка пожимаю плечами, нисколько не обидевшись на такой резкий переход, – Вэнди нередко так себя ведет, не стоит забывать, что она стерва. К тому же влюбленная, к тому же не взаимно. А это портит нервы.
– Не знаю. Может, просто не надо бегать за ним. Может, он идиот. А может, я круче тебя.
Она тоже не обижается: видимо, понимает, что вполне заслужила подобный ответ, а может, заодно и удар по лицу. Вэнди даже растягивает губы в подобии улыбки, но мне все равно не по себе в ее обществе. И я спешно прощаюсь с ней.
Покинув кафе, мы вскоре сворачиваем к выходу из парка. Элмайра с любопытством смотрит на меня:
– Что ты ей сказала, что у нее морда такая кислая?
– Всего лишь что Дэрил помнит о моем существовании. Вечно из-за него одни проблемы. Лучше бы он свалил.
– Его не принимают в комитет. И не примут, Глински не любит фриков.
– Ты тоже фрик.
– А с чего ты взяла, будто он… любит меня?
Мне есть что вспомнить. Но я просто поднимаю повыше воротник, делая вид, что меня крайне интересует грязь на моих ботинках. Лучше так. Не говоря больше ни слова, мы выбираемся на главную аллею. Элм достает мобильник и вскоре мурлычет в трубку:
– Джей, спускайся потихоньку с небес. У меня сюрприз.
* * *
«Свободный» только что слез с крыши штаба партии – трехэтажного здания из красного (а сейчас черно-обугленного) кирпича. Он отряхивает свою перемазанную чем-то куртку, убирает волосы с глаз и без особого удивления разглядывает нас.
– Привет, Элмайра, привет, Эшри.
О, и меня запомнил. Я ведь была его ресторанной парой, черт возьми! Элм, широко улыбаясь, протягивает ему картонный стакан:
– Доставка кофе! Много еще делать?
– Скоро закончим, уже темнеет. Главное, вставили нормальные стекла. Спасибо, Элм, я как раз хотел пить. Ты чудо.
Он жадно делает глоток. Элмайра неожиданно спрашивает с насупленным видом:
– Почему ты не попросил нас помочь с ремонтом? Я могла бы наколдовать тебе самую классную штукатурку в мире.
– У вас и так достаточно работы. – Он отпивает еще, прикрыв от удовольствия глаза. – Вы все-таки герои, а не строители.
Герои. Ненавижу это слово, теперь – совершенно точно. Были бы героями – не допустили бы всего, что случилось, не было бы даже этого ремонта, и…
– Я могла бы применить свою магию.
Гамильтон усмехается, пытаясь пригладить вихры, и качает головой:
– Пусть лучше мой штаб держится на хорошем цементе, чем на колдовстве. К тому же сразу станет понятно, на кого можно положиться, а кого лучше уволить.
Элмайра кокетливо склоняет голову к плечу.
– В каком списке мы?
– Вы в первом. Всегда.
Элм некоторое время молчит, а затем осторожно спрашивает:
– Вы не разговаривали с Ваном Глински в последние дни?