– Никогда еще подобная добыча не появлялась в Порт-Ройяле, – сказал он. – Богатство нашего острова разом возросло по меньшей мере на треть.
– Надеюсь, об этом никто не сожалеет.
Морган недвусмысленно намекал на огромный куш, отваленный сэру Томасу.
– Меня немного беспокоит ваша переписка с Бракамонте, – сказал губернатор, меняя тему. – Я имею в виду объявленное вами намерение отправиться в Панаму. Вам ведь известно, что Лондон договорился с Испанией о своего рода передышке. Я получил инструкцию продолжать нападать на их галионы, но не трогать владений на суше.
– Если вы обеспокоены лишь этим, вот моя реляция о событиях в Пуэрто-Бельо. Можете смело отправить ее в Лондон.
Этот документ был найден в архивах. Там сказано, что Морган оставил город «в том самом виде, в каком тот пребывал ранее». А обращение его с жителями было столь галантно, что «несколько благородных дам», которым он предложил отправиться в Панаму, отказались, заявив, что «они находятся в плену у людей, готовых блюсти их честь лучше, чем это было бы в Панаме».
Карл II и его министры, в ушах которых еще звучали возмущенные протесты испанского посла по поводу грабежей и насилий в Пуэрто-Бельо, с некоторым замешательством ознакомились с этим памятником вероломства. Однако и Карл II, и его министры, и его двор, и казначеи Английского банка находились в шоковом состоянии от количества золота, посыпавшегося в их шкатулки, подвалы и карманы. Впечатление было усилено сообщением губернатора Модифорда о том, что это лишь начало. Посему, несмотря на испанские вопли, Порт-Ройял не получил даже порицания. В те времена, как часто и поныне, мораль общества выражалась односложно: «Обогащайтесь!»
Крупнейший в мире город с полумиллионным населением, Лондон в 1668 году зализывал, как раненый зверь, свои раны. Из окон дворца Карл II мог видеть снующие по Темзе парусники и слышать перезвон молотков на верфях; но если он выезжал куда-либо, ему было не миновать черных руин – следов гигантского пожара, уничтожившего два года назад город почти на 80 процентов. А в минувшем году британскую столицу еще посетила чума, унесшая 70 000 жизней.
Толпы молящихся переполнили тогда церкви, люди молились и сейчас, но псалмами нельзя было поднять город из руин. Нужны были деньги. Кроме того, золото требовалось для армии и флота, для ведения политики и устройства празднеств, для всякого рода увеселений, без которых монаршья жизнь – не жизнь, особенно для короля, познавшего в юности изгнание и нищету. Трудно даже вообразить, сколько золота уходило на праздники и любовниц! Когда Карлу II случалось думать о своем далеком заморском владении под названием Ямайка, оно представлялось ему золотым Эдемом, где никогда не бывает лондонских туманов и текут молочные реки в кисельных берегах. И тут на память ему приходила угроза, о которой писал губернатор Модифорд, – угроза нападения с Кубы. Нет, поистине нельзя было больше тянуть с отсылкой помощи и подкрепления на Ямайку. «Сколько мы можем послать кораблей?»
В конечном счете отправили один корабль, именовавшийся «Оксфорд», зато, правда, без промедления. Хороший, крепкий корабль водоизмещением 300 тонн, с 36 орудиями на борту, под командованием одного из самых способных капитанов, Эдварда Коллиера.
Насколько «корабль его величества» XVII века не походил на современные корабли, настолько и его экипаж не напоминал свежевыбритых и отутюженных матросов нынешнего военного флота Великобритании. В ту эпоху избрать своим уделом вонючий матросский кубрик могли лишь люди отверженные, подонки общества. В отличие от своих собратьев на купеческих судах, они в обилии получали лишь зуботычины и удары линьками, призванные поддерживать на борту железную дисциплину.
Когда после долгого перехода, приправленного тремя бурями, перед матросами «Оксфорда» появилась из бирюзового моря Ямайка, она показалась им изумрудом в белой оправе. Само ее имя было синонимом скорой наживы и вожделенных безумств; люди почувствовали, как у них просыпается волчий аппетит. Именно в этот момент боцманы и вахтенные принялись стимулировать их усердие кулаками и линьками: капитан Эдвард Коллиер пожелал, чтобы вход в Порт-Ройял прошел безукоризненно, чтобы все маневры были достойны Королевского флота. Он знал, что флибустьерский порт поднимет его на смех из-за малейшего неловкого маневра.
Стараниями экипажа швартовка судна прошла безупречно, паруса подтянуты на гитовы одновременно, словно вздернутые единым движением; свободный ход судна по знаменитой бухте был очень достойный – ни слишком быстрый, ни слишком медленный; вахта выстроена на носу, якорь плюхнулся в воду по свистку. В толпе, собравшейся на пирсе и на берегу, раздались возгласы одобрения. Едва трехмачтовик застыл на месте, как на воду спустили белую шлюпку и двенадцать гребцов по команде боцмана налегли на весла. На корме, лицом к рулевому, восседал капитан в шляпе с плюмажем.
Предупрежденный дозорным о прибытии королевского судна, сэр Томас отрядил для встречи капитана своего адъютанта с эскортом. Эдвард Коллиер ответил на приветствие офицера и сел на подведенную лошадь. Не поворачивая головы, он поглядывал налево и направо. Город Порт-Ройял показался ему значительнее и краше, чем он представлял себе по описаниям. Двое всадников прокладывали путь высокому гостю сквозь оживленную пеструю толпу любопытных. Коллиер обратил внимание, что эскорт вдруг круто объехал две огромные, закрытые парусиной подводы, запряженных в них лошадей вели под уздцы испанские пленники и при появлении этих экипажей вокруг них сразу образовывалась пустота: толпа шарахалась прочь. Но адъютант уже показывал ему рукой на губернаторский дворец.
Эдвард Коллиер представился, назвал свое судно, сказал, что прибыл из Лондона, и вручил командировочное предписание. Молча прочтя его, не дрогнув ни одним мускулом лица, Модифорд сообщил, что он, сэр Томас, будучи губернатором острова, являлся одновременно и главнокомандующим сухопутными и морскими силами, – иными словами, ему подчинялись все английские войска в Карибском море. Коллиер ответил, что прекрасно осведомлен об этом и что ему предписано обеспечить защиту острова против нападения с моря, а это предполагает исполнение приказов сэра Томаса. Субординация была выяснена, губернатор велел принести рому. Как здоровье его величества, что говорят в Лондоне, построены ли жилища для горожан, или им все еще приходится ютиться в селах и на баржах на Темзе? Кстати, в этой связи угодно ли будет капитану жить на борту или в доме в Порт-Ройяле?
– Впрочем, у вас будет достаточно времени для решения. Да и, по правде говоря, сейчас вам лучше пожить на борту. У нас обнаружено несколько случаев смерти от чумы. А что касается использования вашего судна для защиты острова, я подумаю об этом.
Сэр Томас, как и все в Порт-Ройяле, называл этот недуг чумой. Только пленники-испанцы называли его черной рвотой – такие симптомы появлялись в последней стадии болезни. В действительности это была желтая лихорадка, завезенная войском Моргана из похода в Пуэрто-Бельо. Самой адмиральской флотилии в порту не было: она уже вышла в другую экспедицию. Эпидемия не приобрела в Порт-Ройяле массового характера, поскольку желтая лихорадка переносится определенного вида комарами, а их на Ямайке водилось немного, к тому же с приближением сухого сезона они исчезали совсем.