Ольгу не отпустили. Да она и не сопротивлялась. Ей снова было хорошо и спокойно.
Все занимались своими делами, никто никого не напрягал, не задавал лишних и ненужных вопросов, не балаболил без нужды, не втягивал в разговор.
Ольга прибралась на кухне, отпустив товарку отдохнуть. Потом повозилась в грядках, подполов укроп и редиску. Съездила с Дашей в магазин за продуктами. Подремала на диванчике. Полистала какой-то старый журнал.
Приходили какие-то люди. Видимо, клиенты. Степан водил их на задний двор, показывал камни, составлял смету, рисовал наброски.
Пришедшим непременно предлагали чай. Усаживали за стол, выслушивали, сочувствовали, жалели, ободряли. И все эти, казалось бы, знакомые, мало что значащие, такие расхожие и вроде бы пустячные слова на глазах обретали силу: люди утирали глаза и – начинали откликаться и даже улыбаться.
Почти два месяца практически ежедневно Ольга наведывалась в «домик», где стала за это время совсем своей. С удовольствием занималась любым делом: вымыть посуду, сходить в курятник, подрезать цветы, собрать яблок в саду, накрыть чай или ужин… И всегда что-нибудь совсем несложное. Прихотливых дел там просто не было.
Даша по-прежнему не разговаривала, но Ольга общалась с ней спокойно. Было понятно, что Даша – просто молчунья. В ответ она чаще всего лишь кивала.
Людской круговорот здесь был постоянным. Наступали моменты, когда это утомляло Ольгу. Тогда она уходила в дом, ложилась на кровать и дремала.
В доме была жизнь, несмотря на странное, отдаленное и грустное место. Гранитная мастерская при кладбище собирала людей травмированных и обездоленных горем потери. Но тяжелой атмосферы здесь не было! Она была живой. Точнее, жизненно неизбежной, которую все принимали в итоге как… саму жизнь. Сложную и иногда беспощадную.
Однажды Ольга разговорилась со Степаном. Произошло это спустя почти три месяца после ее «внедрения» в «семью».
А это и вправду была семья! Где никто не ругался, не придирался друг к другу, никто не скандалил и не таил обид. Чем не семья?
Тогда из рассказа Степана многое стало понятно.
Прежде работал Степан и на стройке – облицовщиком. Родился и вырос на Кавказе, в Баку. Отсюда и южная привычка к застольям, гостям, пряной еде и ароматным травам. Рано остался сиротой. Потом переехал в Ереван.
Ездил по стране, хорошо зарабатывал. Удачно женился. Хорошая жена, дочка, сын. Стал строить дом – хотел именно дом, не квартиру. «В доме, на воздухе, на просторе должны расти дети! Свой сад, огород, своя животина».
Жена во всем была солидарна: и помощница, и сподвижница. Всегда все вместе, все скопом. Иногда он думал: «За что мне такое счастье? Чтобы так и во всем?»
Много работал. Денег в семье всегда не хватало. Мотался по стране, жена держала хозяйство. Домой всегда торопился с мешком и чемоданом подарков. Своим любимым!
В тот день пришла телеграмма: соседи срочно его вызывали домой. И никаких подробностей… Но он все понял – случилась беда.
…Их дом сгорел дотла. Не выдержала проводка. «Слава богу, – твердил он себе, – они не горели! Задохнулись гораздо раньше – от ядовитого пластикового дыма».
Стоял Степан на пепелище своей неудавшейся жизни и думал о смерти. Желал ее, как счастливый жених желает невесту в первую брачную ночь.
Но выжил, остался. Правда, часто думал: зачем?
А потом, когда здесь, в Москве, все сложилось, понял «зачем».
С камнем он работать умел. А в Москву приехал, чтобы выжить. Директор кладбища, бывший бакинец, дал кусок земли и сказал: «Работай! Найди команду, собери ребят, ну и живи, если сможешь!»
Степан смог. Вызвал племянника из Еревана. Нашел резчика Митю. Вместе поставили домик – «из чего было». Кровати и стулья нашли на помойке. Кое-как обжились.
Поначалу – ни клиентов, ни денег. Ну а потом как-то так пошло…
Резчик Митяй – детдомовский, бессемейный. Племянник Михо живет с сестрой-инвалидом. Дашка… Была нормальной и очень даже говорливой девицей. Но осталась одна. Родители попали в аварию. Оба погибли. Пришла ставить памятник им. Ну, и… сама понимаешь! Уже тогда замолчала. Врачи говорили – пройдет. Пока не проходит. Все время молчит…
Вот такая у нас компания, Олька! Вернее, у нас с тобой, да?
Ольга молча кивнула.
А те люди? Что приходили тогда, на шашлык?
Степан махнул рукой:
– Ааа!.. Сына они потеряли. Единственного. Прямо перед свадьбой. Девушка – невеста его. А с ней были мать и отец парня.
Девочка эта, Наташа, к ним переехала – ну, чтобы им было полегче. Так и живут как семья. Она для них дочкой стала. Вот так…
– Всех вы приютили и пожалели, – тихо сказала Ольга. – Вот и меня…
Степан несогласно покачал головой:
– Нет, это вы меня приютили! В своих сердцах. Живучий же я оказался!
И он засмеялся.
Памятник получился таким, как Ольга его и представляла: в меру скромным, спокойным – словом, достойным.
Михо и Митяй установили его сами, не доверив кладбищенским вороватым работягам.
Ольга посадила цветы – бессмертники и календулу. Даша обещала по весне посадить «анютки» – анютины глазки – любимый цветок бабушки Тони.
Степан твердо пообещал, что будут следить за памятником. «Езжай спокойно, девочка!»
Но уезжала Ольга, конечно же, неспокойно.
Долго бродила по квартире, гладила мебель и фотографии, сидела на бабушкином диванчике, плакала и просила ее помочь – там, в чужой стране.
Просила прощения за свой отъезд…
Подъехало такси. Ольга закрыла дверь. Мгновение молча постояла перед ней. И отправилась в путь. В другую жизнь…
Что это было для нее? Спасение, побег, перемена?.. Бог знает!..
«Мы начинаем новую жизнь!»
Так твердила она, проносясь по Ленинградке в старом такси.
Так твердила в самолете, прижавшись горячим от волнения лбом к прохладному стеклу иллюминатора.
Для храбрости выпила маленькую бутылочку белого вина. Чуть отпустило.
Соседка, приятная женщина средних лет, летящая в гости к любимому сыну, услышав историю Ольги (вкратце, конечно же, без подробностей) успокаивала ее.
– Америка любит счастливых! – говорила попутчица. – Их она привечает и поддерживает. А вот несчастным там туго приходится… Страна позитива!
Никто не желает вникать в чужие проблемы и слушать про чужие несчастья! И это правильно – всем хватает своих. Прими ее всем сердцем, без раздражения, и тогда она примет тебя! А она, эта страна, может быть щедрой! Щедрой и ласковой. – Попутчица почему-то вздохнула. – У нас все заточено на выживание и прочие тяготы. Тянем свой бабий воз и еще этим гордимся!