Иов не смел задерживаться, но слышал, как господин сказал подоспевшей чародейке:
– Оставь меня сейчас, Малфрида. Мне надо побыть одному.
– Плохие вести?
– Говорю же – оставь меня!
Его голос звучал резко. Малфрида лишь пожала плечами и вернулась к себе. Но дверь не прикрыла. Калокир застыл в конце галереи, сгорбившись, опустив голову. Ей стало жаль его. Обнять бы, приголубить… Но не осмелилась. И это она, ведьма Малфрида, не боявшаяся ничего на свете! Но была ли она сейчас ведьмой? Где-то в глубине кольнуло: еще утром, забавляясь, зажигала и гасила свечи одним усилием воли, гадала по стоячей воде в бадейке, даже углядела там своего ромея… пока его образ не сменил какой-то старик с повязкой на глазах. Малфрида даже хотела поведать о столь странном видении Калокиру, но сейчас ему, похоже, не до того.
Да, полюбившись с ромеем, она опять стала обычной бабой. И должна ждать, когда он соизволит позвать. Судя по тому, как он замер, как сник, полученные вести таковы, что не скоро и позовет. Вон как сурово велел: оставь!
Малфриде стало грустно. Но ничего, милый, рано или поздно ты вернешься. Она-то знала, как его к ней тянет. Куда же еще он придет искать утешения и совета? Сам обо всем поведает. Или не поведает?
И ей вдруг стало любопытно: что там, в полученном Калокиром послании? Чарами она бы и так все вызнала. А без чар?
Глава 10
Калокир не знал, ушла Малфрида или стоит неподалеку, – он просто забыл о ней. И думал только о том, как ему теперь быть. Казалось, он все предусмотрел, всегда на шаг предвосхищал события и был готов к любым переменам. Даже когда Никифор Фока за спиной Святослава сошелся с мятежными боярами и, вопреки всем договорам с русами, отправил в Болгарию царя Бориса. Даже когда понял, что Святослав решил воцариться в Болгарии. Калокир и тогда знал, как все это представить двору и как себя вести, чтобы по-прежнему остаться в чести у Святослава и не потерять влияния на императора. Но теперь все это не имело смысла. Перемены были слишком неожиданны и непредвиденны. Он понял, что либо окончательно пропал, либо может остаться не у дел, несмотря на все заслуги. Поэтому надо было продумать каждый шаг.
Калокиру даже показалось, что он знает, какое решение примет: словно само Провидение подталкивало его к тому, что еще недавно казалось лишь призрачной надеждой. А почему бы и нет? Разве то, что случилось в Константинополе, не дает ему права на это?
Патрикий выпрямился, почувствовав, как от долгой неподвижности онемело тело, как он озяб. Сумерки совсем сгустились, но время было не самое позднее, и со стороны дворцовых построек еще долетал неясный гул – русы пировали в большом зале, как обычно поступали по приезде. Князь Святослав на таких гульбищах долго не задерживался, он ранняя пташка – привык ложиться, как стемнеет, а встает, едва начинает светать. И сейчас, возможно, уже удалился.
Калокир знал, в каком из покоев дворца прежде останавливался князь, знал и то, что Святослав не любит менять привычек. Значит, сейчас он наверняка в той угловой башенке, что под шатровой кровлей. Туда можно пройти прямо из сада по крытым переходам. Здесь никого нет, караул только на стенах дворца, ибо Святослав по варварской привычке считает, что нечего расставлять стражей по всяким закоулкам и нишам, ибо что ему может грозить среди своих? Если бы патрикий Калокир поведал ему, какова система внутренней охраны в императорском Палатии
[88] Константинополя, Святослава это наверняка позабавило бы. Князь был уверен – случись что, он и сам за себя постоять сможет. Ведь Святослав ничего не боялся. Именно такой союзник нужен был сейчас Калокиру!
Но как поступит князь, если Калокир ему доверится? Князь, для которого важнее всего честь?
Калокир вдруг почувствовал неведомый доселе страх. Он по-прежнему слышал доносившийся от дворцовых строений шум. Кто-то окликал воеводу Инкмора, слышно было, как открылась, а потом с грохотом захлопнулась дверь. Калокир замедлил шаг, постоял, обхватив колонну галереи, словно опасался: если отпустит ее, то его унесет такой стремительный вихрь судьбы, что возврата уже не будет. Он даже поймал себя на желании помолиться, но сам же себя и одернул. Что за глупость! Он давно пришел к выводу, что только личные качества человека продвигают его на жизненном пути, но никак не высшие силы. И только сам человек должен решать, прав он или ошибается. Другое дело, если Калокир сейчас ошибется… Тогда жизнь его изменится неузнаваемо…
Даже прожив столько времени рядом со Святославом Киевским, Калокир прежде всего оставался ромеем, подданным величайшей державы. Со всеми вытекающими отсюда благами – почетом, высоким положением, удобствами, защищенностью. Но теперь все может измениться, и Калокир может превратиться в опального изгоя… если не хуже. Хотя есть слабая надежда, что о нем просто забудут и он останется при князе Святославе, но это будет уже не почетное положение посла, а нечто иное. О нем предпочтут забыть. Но разве сам Калокир согласен на это? Нет. Он помнит, как некогда Святослав сказал ему на берегу Днепра: «Дружба властителя, который никогда не знал поражений, – уже птица счастья в руке». Так что, возможно, происшедшее в Константинополе – знак, и пришла пора воспользоваться дружбой князя-победителя!
Патрикий ромейской державы почти бегом одолел оставшиеся переходы галереи, поднялся по боковой лестнице и постучал в дверь башенного покоя, где обычно располагался князь. По привычке подумал: «Хоть бы здесь охрану поставил…»
Святослав открыл сам. Был по пояс раздет, в руке держал меч. Ну и зачем такому охрана?
Увидев застывшего в дверях ромея, легонько присвистнул.
– Все ветры Стрибога небесного! Кого это ко мне занесло? Ха! А я уж думал, Калокир, что до завтрашнего пира тебя от нашей чаровницы никакими силами не оторвать. Неужто прогнала?
Но затем, разглядев напряженное и мрачное лицо патрикия, спросил уже серьезнее:
– Что привело тебя, друг мой?
Он все чаще называл ромея так: «друг мой». Калокир уже привык к этому, а когда порой замечал в глазах князя недоверие, считал это обращение ироническим намеком: мол, знаю, каков ты с изнанки. Впрочем, каков он на самом деле, Калокир и сам не знал, пока не принял решение, приведшее его в этот неурочный час к архонту Руси.
– Нам надо поговорить, княже, – произнес он. – Знаю, что ты устал с дороги…
– Усталым я буду, когда состарюсь. Состарюсь же я лишь в том случае, если наши волхвы разучатся находить живую и мертвую воду.
У Калокира дрогнул уголок рта. Да, пока у князя есть эта дивная вода, он непобедим. Ромей вспомнил, как во время боев за Филиппополь Святослава нешуточно ранили стрелой и воины оттащили его, истекающего кровью, под навес палатки. Но и получаса не минуло, как он вышел оттуда и продолжил руководить штурмом, будто и не было никакой стрелы. Чудо? Что ж, пора привыкать к чудесам русов. Однако знал и то, что чудо-воду на простых воинов не тратили. И те знали об этом, но относились спокойно. Они служители Перуновы, а их предводитель – верховный жрец. Именно он должен выжить и выстоять.