Воровская трилогия - читать онлайн книгу. Автор: Заур Зугумов cтр.№ 108

– Когда он вырастет, – обещала она мне, – я обязательно расскажу ему о том, что у него есть красивая сестренка. И будь уверен, Заур, он ее найдет. Я тебе это обещаю, да ты и сам должен о многом догадываться, ведь это твой сын!

Я понял тогда (и, к сожалению, мои познания на этот счет ограничиваются лишь одной этой женщиной), что высшее счастье в жизни – это уверенность в том, что вас любят, любят ради вас самих, вернее сказать – любят даже иногда вопреки вам.

Последние часы пребывания в этом лагерном эдеме были грустными, а часы ожидания мучительными для нас обоих, но и сын, чувствуя приближающуюся разлуку с только что обретенным отцом, начинал проявлять признаки детской истерики. Было такое ощущение, что мы как будто бы прощались навсегда. И никто из нас троих не мог даже и предположить тогда, что ровно через 15 лет мы встретимся вновь после стольких лет, проведенных в разлуке, но уже не в комнате свиданий северного острога Коми АССР, а в свободной Германии, в картинной галерее города Дрездена.

Но эти 15 лет всем нам нужно было еще прожить…

Прошел ровно год с тех пор, как я был на свидании и виделся с сыном и Валерией. За это время еще дважды меня водворяли в БУР, почти не давая возможности находиться на зоне. Из писем Харитона я уже знал, что Валерия, миновав все препоны, которые неминуемо возникали в идеологической и бюрократической системе СССР, если они были связаны с таким щекотливым мероприятием, как выезд за границу, вскоре после свадьбы вылетела с маленьким Зауром в Германию. Мама тоже сообщала о новостях, связанных с детьми, а больше, кроме, конечно, здоровья ее и отца, меня ничего не интересовало.

Знал я уже и то, где находились мои друзья. Артура вывезли в Архангельскую область, а Слепой был на Синдоре – это Коми АССР. Что же касалось Женьки, то он был на особом режиме на Чиньяворике, и эта зона тоже была в Коми. Приходили иногда известия и от Француза, у него тоже было все относительно нормально, не считая тех же водворений в БУР.

До свободы мне оставалось около двух месяцев, и поэтому меня выпустили на биржу: как беглец я уже не представлял для администрации лагеря никакой опасности. Я уже давно соскучился по «вольным просторам», а тюремную биржу, безо всякого преувеличения, можно было считать таковой. Здесь было где развернуться.

Я уже упоминал, что на многие километры ни запретной зоны, ни заборов, ни колючей проволоки между зонами здесь не было, зато было где тусануться. В какой-то степени это обстоятельство во многом сопутствовало восстановлению нервной системы тех, кому годами приходилось в буквальном смысле гнить в камерах и казематах ГУЛАГа.

Нужды у меня, можно сказать, почти ни в чем не было, но тем не менее я играл в карты почти круглые сутки, посменно, в одно и то же время, когда выходила на биржу моя девятнадцатая бригада ширпотреба.

В одном голенище сапог у меня лежали завернутые в марочку пленочные стиры, в другом в начке – наличные. Карты были моим оружием против всех врагов, которые меня окружали, – скуки, напрасных воспоминаний, думок о свободе и о многом другом.

Однажды, примерно за месяц до моего освобождения, ко мне на бирже подошел один хорошо знакомый мне арестант, звали его Ароном, и он был, естественно, евреем. С ним приключилась неприятная история, даже можно сказать – беда, последствия которой, с точки зрения порядочного человека, могли бы быть непредсказуемыми.

В принципе подобного рода истории на северных командировках были в то время, к сожалению, не такой уж и редкостью, но чтобы они происходили с евреями, я не слышал ни разу…

Арон был достаточно преуспевающим лагерным спекулянтом. У него всегда находились предметы первой лагерной необходимости, кроме, конечно, наркотиков – ими заведовали лагерные барыги.

Весь бизнес в лагере среди людей подобного рода всегда был распределен, но не ими самими, конечно, а ворами. Другой вопрос – кому что претило, а кому что нравилось продавать – оставался за самими спекулянтами. Здесь никто никого и ни в чем не неволил.

Думаю, что любой человек, живущий в нашей стране и достигший определенного возраста, знает: как в преступном мире, так и в мире бизнеса (что в некоторых аспектах в какой-то степени можно смело отожествить) есть люди, которые преуспевающего в делах человека стараются при возможности либо обобрать до нитки, либо, если он играет, обыграть до копейки. Главный вопрос для таких комбинаторов всегда один: как осуществить задуманное? Тем более если потенциальная жертва – еврей? Но в лагерях того времени содержались порой такие крученые типы, которые умудрялись идти на такие изощренные методы, что я уверен, встань Карл Маркс из могилы, они бы и его укатали написать вместо «Капитала» что-нибудь наподобие «Архипелага ГУЛАГ».

В общем, в чай, которым «от души» угостили Арона, эти негодяи подсыпали какого-то порошка, изготовленного на заказ лагерным алхимиком. Бывала и такая гадость, после которой он уже не мог бы управлять собой, ну а тут его ждала всего лишь «курочка ряба» – маленький общачок в «очко» из трех человек, куда затянуть его было делом нескольких минут.

После этих процедур как бы между прочим один из бригады этих сволочей пригласил нескольких «некрасовских» мужиков, обычно далеких от игры и с незапятнанной лагерной репутацией, чтобы они впоследствии подтвердили правдивость слов этих мразей, когда те будут предъявлять счет ничего не помнящей жертве их подлых происков.

Сами же мужики, конечно, ни о каком подвохе и не подозревали, такие люди были обычно слишком далеки от подобных мыслей.

Через несколько часов, после того как Арон сел играть, он уже спал мертвым сном здесь же, на шконке, на которой шла баталия, а эти нечисти делили между собой кругленькую сумму, которую сумели выудить у незадачливого игрока.

Последним днем расплаты было назначено 1 октября, а 4-го Арон освобождался, то есть освобождался он со мной в один день. Вот это обстоятельство и натолкнуло его на мысль обратиться за помощью именно ко мне.

На свободе, как он утверждал, а мне приходилось ему верить на слово, у него были некоторые сбережения, но не было верного человека для их доставки, да и времени на эту доставку почти не оставалось, – Арон был из Питера, а путь туда и обратно был неблизок.

Те, кто обыграл Арона, были людьми, чрезвычайно далекими от воровской среды как в лагере, так и на воле, ибо человек порядочный никогда бы не позволил себе того, что проделали эти мерзавцы по отношению к Арону, но это обстоятельство дела не меняло.

Карточный долг был очень серьезным элементом лагерной жизни, поэтому лагерный закон чести конкретизировал его и гласил: с кем бы ты ни сел играть, даже если ты и не знал загодя партнера, но раз уж сел да еще и проиграл ему, ты обязан сначала уплатить долг и лишь потом разбираться по всем правилам лагерной жизни.

Так что у Арона был долг и его надо было выплатить, все остальное было в тот момент неважно. Расчет у «обыгравших» его и здесь был точен. Вздумай Арон поднять кипиш по этому поводу, у него для этого не будет времени, ибо со дня расплаты до дня освобождения останется всего несколько дней, а такие мрази могут эти дни провести и в изоляторе за какое-нибудь мелкое нарушение режима. Например, нечаянно выронить из рукава бушлата перед кем-нибудь из администрации стиры или еще какой-нибудь номер выкинуть, да мало ли что? Такова, к сожалению, была лагерная действительность, и некуда было от нее деться, разве что выйти на свободу.