Поразительно, но информации об окончании блестящей во всех отношениях жизни Дога не было не только в сборнике мифов, но и в документальных свидетельствах той эпохи. Жил-был по-настоящему Великий Иной, и передавались из уст в уста рассказы о его похождениях и подвигах, а потом вдруг раз! – и вырезали целый кусок истории, да так, что даже на уровне слухов ни одного факта не просочилось. Вопрос – кому же это было нужно? Настоящий ребус! Сам ли Дог стер, замел, уничтожил все следы и свидетельства, ведущие к разгадке? Или это произошло на сотню-другую лет позднее, когда все достоверные факты по какой-то причине были засекречены? Кем засекречены – это уже вроде проще. Только Инквизиция обладает такой характерной особенностью – замалчивать что-то слишком уж важное, по ее мнению.
А Дог – это действительно важно? Или это всего лишь праздный интерес, вызванный прочтением самой заурядной, изданной даже не Иными, а обычными людьми книжки? Евгений, как ни силился, не мог разобраться в своих ощущениях.
* * *
– Евгений Юрьевич, а каково это – столько прожить? – спросил однажды навестивший «больного» Иной-музыкант Бурнатов.
Отчество Евгения, а заодно и его реальный возраст Артем выяснил буквально на следующий день после драки возле кабинета № 5. Во всяком случае, по имени-отчеству он его стал называть практически сразу, а вот интересующий вопрос задать долгое время стеснялся.
Угорь усмехнулся:
– Ты будешь разочарован моим ответом, Артем. Так сложилось, что я не помню всех этих лет.
– Как это? – неподдельно удивился молодой маг. – Амнезия? Вам стерли воспоминания?
– Ну, не то чтобы стерли… – задумчиво проговорил оперативник. – Есть такое старинное заклятье… здесь, на территории Советского Союза, им никто никогда не пользовался. Да и в царской России, насколько мне известно, тоже. Название заклятья переводится с латыни как «Каждый раз» – собственно, это единственное, что я знаю. Ни кто его изобрел, ни кто его применил, да за какие такие прегрешения… В общем, если ты слышал про реинкарнацию, ты примерно поймешь, в чем суть. – Артем слушал, распахнув глаза и раскрыв рот, что даже несколько развеселило Евгения, несмотря на грустную тему. – Нет-нет, моя душа ни в кого не переселяется. Просто через некие неравные промежутки времени я забываю все, что со мной случилось, все, из чего состояла моя жизнь. Хуже всего, что при этом я всегда оказываюсь вдалеке от мест, успевших стать привычными. Никакой привязки, никакой подсказки. Чистый лист. Будто родился новый человек. Вернее, Иной, поскольку способности сохраняются. Вот только как их применять – этому приходится учиться заново. Мозгов не прибавляется, опыта тоже. Вечно молодой и глупый – это сильно напрягает, поверь. А снять заклинание может только тот, кто его наложил. Уж и так пробовали, и эдак – бесполезно.
Артем прошелся по палате, задумчиво потирая кончик носа. Палата была четырехместной, но сейчас соседи Евгения отсутствовали. Было мрачновато – на улице сыпал снежок. Тусклый рассеянный свет едва проникал сквозь давно не мытое снаружи окно. Какой-то случайный лучик запутался в гранях стеклянного кувшина с водой, стоящего на подоконнике, и причудливым пятном распластался возле койки, рядом с тапочками Евгения. Почему-то это пятно создавало иллюзию холода. Вроде и из щелей не дуло, и пижама на Евгении была теплая, хоть и казенная, но вот стоило посмотреть на бесформенный блик – и сразу делалось зябко.
– И как часто такое происходит? – спросил Артем, и Угорь с неохотой оторвался от созерцания луча.
– М-м? По-разному, – пожал он плечами. – Когда пятьдесят лет, когда – сто пятьдесят. В последний раз – в тридцать девятом. Я очнулся за столиком в гостиничном ресторанчике в городке Чарджоу, что в Туркмении. Ни зачем я туда приехал, ни откуда – никакой информации.
– Можно же было обратиться в местный Дозор!
– Можно, Артем, можно. Только для этого нужно было знать про Иных, про Дозоры и так далее. А я в тот момент не помнил даже, как меня зовут. Хорошо, какие-то бумаги при себе имелись, вроде телеграммы до востребования, которую я получил накануне в местном почтовом отделении. Ни документов, ни записной книжки… Попал в больницу с диагнозом «полная потеря памяти». Милиция пыталась найти обо мне хоть какие-то сведения, рассылала запросы. Потом… ну, в общем, это довольно грустная и длинная история. Хотя, конечно, не такая длинная, какой могла бы быть, если бы я помнил все, начиная с семнадцатого века.
– Ну а потом? Что происходит потом? Вы же наверняка начинаете искать то место, где вы жили, где работали, и тех людей, с которыми общались до амнезии?
Евгений снова скривил губы в невеселой усмешке. Как бы объяснить этому симпатичному юноше, что «потом» все им перечисленное становится совсем не важно? Многие Иные, когда с течением времени отсутствие перемен в их внешности начинает выглядеть для окружающих слишком очевидным и подозрительным, меняют место жительства, приспосабливаются к новому окружению и новым условиям. Заклятье «Каждый раз» лишило Евгения возможности самостоятельно выбирать район, где хотелось бы обосноваться. Зато оно же гуманно избавляло от такой страшной проблемы, как привязанность. Иногда, по весне, Евгения начинало тянуть в какие-то неведомые края, и ему даже казалось, что он смутно помнит улицы, дома и лица… Но нет – это была всего лишь игра воображения, которое старалось заполнить лакуны памяти хоть какими-то образами.
– Потом чаще всего меня встречает кто-то, кто знал меня по прошлой «инкарнации». Или меня удается отыскать тому отделу Дозора, в котором я когда-то служил. Мне сообщают подробности, которых я не помню и которые для меня уже не имеют значения. Ну, вот представь, я тебе сейчас поведаю, что ты в прошлой жизни обожал помидоры и терпеть не мог Моцарта. Что тебе даст такая бесценная информация?
Бурнатов снова задумался, пытаясь примерить на себя ситуацию. Угорь мысленно пытался раскрасить студеную кляксу в оранжевый цвет.
– Помидоры я, скажем, и сейчас обожаю. Но такого рода факты действительно значения не имеют.
– А что имеет? Ты мог любить девушку – но теперь ты ее не любишь, просто потому что не подозреваешь о ее существовании. Ты мог вести расследование – но теперь тобой забыты все значимые факты. У тебя мог быть лучший друг и самый замечательный в мире напарник, и ты даже не представлял себе, как сможешь без них обойтись, как проживешь без них хотя бы день, – но ты уже прожил без них не день и не два, а несколько месяцев или даже лет.
– Что же, – ощетинился вдруг Артем, – по-вашему, в жизни нет ничего ценного? Все, что происходит, не имеет никакого значения, все можно бросить, оставить – и начать где-то в другом месте с нулевой отметки?
– Наоборот, – возразил Евгений, люто ненавидя холодное пятно на полу. – Все, что происходит, – невероятно важно, но важно исключительно здесь и сейчас. Важен Свет, который остается с тобой. Важно, если кто-то, уже благополучно забытый, поминает тебя добрыми словами. Важно, если то главное, что тебе удалось создать, продолжает где-то существовать даже в твое отсутствие… Тьфу на тебя, Артем Бурнатов из Североморска! Тебе удалось склонить меня к пафосу и морализаторству!