— Ты еще одного слепил, — говорю.
Рискнул дотронуться: совсем холодный, холодный, как глина.
— Нет, Дейви. Это он. Он пришел со мной из каменоломни. Здесь ему безопаснее.
Я потрогал огромные руки истукана. Представил, как они сжимаются у Черепа на горле. Спросил:
— Что произошло с Черепом?
— Он умер, Дейви. Упал.
— Упал?
— А как еще? — Улыбка мелькнула на его лице. — Такой неуклюжий тюфяк, еще бы.
Он встал в тени рядом со мной.
— Наше творение существует на самой грани жизни, — говорит. — Сейчас он в спячке. Только наша вера и наша воля удерживают его от того, чтобы вновь не рассыпаться в прах. Мы должны повелевать им, Дейви. Что прикажем ему сделать?
— Ничего, — шепчу я.
— Может, хотя бы имя ему дадим?
— Ком, — шепчу.
— Сойдет. Привет, Ком.
— Привет, Ком, — повторил я шепотом.
— Молодец, Дейви. А теперь, Дейви, отдай ему приказ.
«Ты мой повелитель, — слышу. — Что я должен сделать?»
— Ничего, — шепчу.
— Если ничего, он скоро рассыплется прахом. Ничего для него — смерть.
Тишина и молчание глубоки, как вечность. И нет ничего за пределами нас троих, за пределами этого сарая.
— Кто ты такой? — шепчу.
— Я? — переспросил Стивен.
— Да, ты.
— Мальчишка, как и ты.
— И только?
— Ты хочешь сказать, что это я монстр?
Я уставился на него. А он улыбается.
— А ты кто такой? — спрашивает.
— Мальчишка, — шепчу. — Обыкновенный мальчишка.
— Мальчишка, способный творить чудеса. Не порти впечатление, Дейви. Успокойся. — Провел рукой у меня перед глазами. — Отдай приказ своему творению, Дейви.
«Повелитель. Что я должен сделать?»
Я уставился на непредставимого истукана. И не удержался.
— Шевельнись, — шепчу. — Оживи, Ком. Шевельнись.
И почувствовал, как он перевалил за грань жизни. Почувствовал, как в нем плещется дух.
— Оживи, — шепчу. — Оживи.
И он чуть повернулся, лицом ко мне.
«Что прикажешь, повелитель?»
И на сей раз я не сбежал, я встретился с ним взглядом и выдавил из себя одно слово:
— Иди.
И истукан зашагал поперек сарая, сквозь сноп света из окна и в дальнюю тень.
— Повернись.
Он повернулся.
— Иди.
Он снова прошел сквозь сноп света, в тень с моей стороны. А Стивен Роуз смеется, будто это какая шутка.
А потом берет обожженного глиняного ангела, протягивает.
— Возьми, Ком.
Истукан взял.
— Истреби, — говорит Стивен.
И истукан стиснул ангела своими лапищами, прах и частицы посыпались на пол, а Стивен все хихикает и хихикает.
43
— Замри, Ком, — сказал я, и истукан замер.
Стоит рядом с нами в тени. Я дотронулся до него, придвинулся ближе — ни малейшего движения.
— Не может быть, — прошептал я.
— Может, Дейви. Посмотри на наше творение. Ком — живой. Ком дышит. Ты станешь это отрицать?
— Все равно не может быть.
— Кто знает, может, и Бог так говорил в то утро, когда создал человека: «Не может быть! Не мог я такого сделать!» Но творение Его встало на ноги, и Бог опешил от собственной силы. И создание Его зашевелилось. Создание осмелилось глянуть Богу в лицо. И в глазах своего создания Бог увидел лукавство. И растерялся Бог при виде того, что создал. И говорит себе: «Чтоб мне провалиться, на фиг я сотворил эту зверюгу? Какой несказанный ужас впустил я в свой дивный мир!» Но было уже поздно. Дело сделано.
Я дотронулся до холодного истукана. Стоит и ждет новых приказаний.
— Он мог уничтожить нас, — шепчу. — Истребить сразу.
— Да, мог. Даже сказал, что хотел бы. Помнишь притчи? Эти, которых Он создал, оказались сосудами зла, все делали не так, устроили бардак в мире. Довели Бога чуть ли не до кондрашки. И преисполнился Он гнева и духа мщения. Наслал потопы, пожары, мор. Вот только Богова доброта до добра Его не довела!
Я содрогнулся. Смотрю, как частицы пыли оседают в луче, без конца.
— Он нас любил, понимаешь? — говорит Стивен. — Думал, мы обалдеть какие замечательные. Наслал разрушение, но погубить нас всех так и не решился. Всякий раз кого-то спасал.
— Например, Ноя и его семью.
— Ну, вроде того. И эти немногие должны были начать сначала, но по-правильному. Размечтался, да? А они давай опять доводить Его до кондрашки, тогда Он наслал дождь серный и огненный и всякий там мор, но как надо ничего не выходит и не выходит, и вот века идут, а Его доводят все больше, и в один прекрасный день Он говорит: «Все, с меня хватит. Пошел я отсюда».
— Пошел?
— Угу. Свалил Он, Дейви. Бросил нас. Году примерно в тысяча девятьсот сорок пятом.
— В тысяча девятьсот сорок пятом?
— Может, чуть пораньше. Сам знаешь: война, концлагеря, газовые камеры, атомная бомба, вся эта хрень. От такого кто угодно свалит.
Я до шеи истукана дотронулся. Услышал в голове его голос:
«Я твой, повелитель. Говори, что мне делать».
Стивен смеется. Указывает пальцем в окно. Там, за стеклом, чистая, ясная небесная синева.
— Помнишь, нам говорили, что Бог на небе, Дейви? Ты ведь Его там даже видел, да? — Он дотронулся до груди. — Помнишь, нам говорили, что Он у нас в сердце? Ты Его там когда-нибудь видел? Хоть раз? Честно? Он хоть раз отвечал на твои молитвы?
Я пожал плечами. Прислонился к истукану.
— А в церкви? Ты хоть раз видел, чтобы Он ходил там с тобой рядом у алтаря?
— Но… — начал я.
— Свалил Он. И осталась, Дейви, одна пустота. Пустота, молчание, ничего — навеки. Может, Он тут и был раньше, а теперь — фиг.
— А сила Господа? Плоть Его и кровь. Ты сам сказал, нам без них никак.
— Вёрно, никак. — Подошел ближе. Дышит на меня. Мы все втроем — Стивен, я и Ком — сгрудились в тени. — Но нужны-то они были тебе, Дейви. Я засунул в него эти дурацкие ошметки только потому, что они помогли тебе обрести веру. А сила, которая сотворила его, — это моя и твоя сила, Дейви, а Бог тут ни при чем. Мы одни, Дейви. Но и этого достаточно. У одних нас есть теперь сила.
Осклабился, почти прижался лицом к моему лицу.