– Мое дело иное, я не мечом, а честным крестом сражаюсь! – с набитым ртом отвечал отец Тимофей, но Людослав только смеялся.
И гости улыбались: очень легко было представить отца Тимофея, этим вот топором крушащего разбойников-нехристей.
* * *
Уставшие в дороге женщины вскоре поднялись в горницы, дружина разместилась внизу. Уже было темно, и посадничий двор почти спал, когда к воротам городка подъехал отряд, как разглядели дозорные, из тридцати-сорока всадников. Тиун Тудор, который по ночам маялся бессонницей и потому обычно ходил к дозорным на стену травить байки и не давать ребятам заснуть, сам вышел на воротную башню и окликнул нежданных гостей:
– Кого Бог принес?
– Это я, Тудор! – ответил от подножия вала знакомый ему молодой голос. – Ростислав перемышльский!
С тех пор как Володарь назвал Ростислава своим преемником и перемышльское вече согласилось с его решением, у нового князя было очень мало свободного времени. Он едва успел похоронить отца, как явилось посольство от ляшского короля Болеслава, желающего обговорить условия выкупа пленного королевича. Узнав, что Володаря больше нет и вести переговоры придется с его наследником, послы посидели, подумали, а потом испросили позволения отбыть восвояси: разговаривать с князем Ростиславом их не уполномочили, и никаких договоров у Болеслава с Ростиславом еще не имелось. А так как между Перемышлем и Краковом пролегала часть большой торговой дороги, ведущей из Киева в страны западных славян и дальше, Ростиславу пришлось срочно собирать бояр и старост, снаряжать посольство в Краков и обговаривать условия союза, который он теперь предлагал польскому королю. Два посольства уехали вместе, увозя грамоты с новыми княжескими печатями. Время было тревожное, но благоприятное: пока Владислав в Перемышле, король Болеслав будет сговорчивее.
– Жениться тебе надо, княже! – говорили Ростиславу перемышльские старосты. – Если князь без хозяйки в доме, какой порядок будет? Ищи себе тестя сильного, чтобы помог, если что. Жаль, у Болеслава дочери нет, а то время такое, что лучше и не сыщешь, чтобы с ним породниться.
– Вячеслав туровский подойдет?
– Вячеслав туровский? – удивились бояре. – Владимира киевского сын? А у него разве есть дочери-девицы?
– Дочь есть, хоть и не совсем девица, а все-таки! – Ростислав улыбнулся и рассказал, как провожал дочь туровского князя, покинувшую мужа.
Мысль о необходимости жениться в связи с его новым положением уже приходила ему в голову. И Туров сразу вспомнился: даже за всеми делами Ростислав часто вспоминал ту недолгую поездку от села Ивлянки до Небеля.
Бояре, выслушав его, принялись с сомнением покачивать головами. Разведенная жена – не лучшая невеста, и не зря в Священном Писании женитьба на разведенной приравнивается к прелюбодейству. Но Вячеслав туровский стал бы очень полезным и сильным союзником: в случае необходимости он прикроет Перемышль от притязаний города Владимира, и владимирский князь, младший брат туровского, будет вынужден отступить. Посомневавшись и подумав, бояре и старосты дали согласие на это родство.
Но приниматься за дело Ростислав не торопился. Русская земля, прилежащая к Киеву, уже не первый век пыталась присоединить к себе Червонную Русь, но та упорно и вполне успешно сопротивлялась притязаниям. Теперь, когда Червонная Русь разделилась на несколько самостоятельных княжеств, киевский князь наверняка возобновит попытки, решив, что ему будет легче заглотить их поодиночке.
– Да я не столько Владимира киевского или Андрея владимирского боюсь, сколько братьев любезных! – с досадой говорил Ростислав своему бывшему кормильцу Крепибору, который до сих пор оставался его советчиком. – Владимирко да Ярша меня всю жизнь половцем бранят, а теперь обиделись, поди, что не им старший город достался. Спят и видят, как бы меня из Перемышля прогнать. Или я не прав?
– Может быть, и так, – вздыхая, отвечал Крепибор.
– Вот и начнут они сейчас меня воевать, а я – их. Прольем крови немерено, города разорим, села пожжем…
– Ну, мирных-то зачем воевать?
– А оно само собой как-то получается, уж тебе ли не знать, батюшка! Разорим друг друга, а кто обрадуется? Киевский князь! Тогда уж тот, кто из нас троих умнее, первый к нему на коленях приползет, крест поцелует и дань платить пообещает, только бы последнего не лишиться. А от двух других и памяти не останется.
– Может, тебе бы с братьями сперва помириться, а, княже? – предлагал другой боярин, из старинной волынской знати, Земислав Премыслич.
– А как мне с ними помириться прикажешь, ведь я с ними не ссорился? Если понимают, что нам между собой теперь драться – хуже смерти, то, слава богу. А если не понимают, то словами их не убедишь. Нет, или они мне шею свернут, или я им, пока не успокоимся. И выход вижу один: стать сильнее, чтобы они и не лезли. Чтобы им свои города войска не дали, потому как помирать напрасно никому неохота. А для того мне или с Андреем владимирским, или с Вячеславом туровским надо побыстрее договор утверждать. Лучше с Андрея начать – он и так пуганый. Да и ближе он. Сейчас к нему поеду, а оттуда уж прямо в Туров.
Бояре вздыхали. При всем своем уме и опыте они не могли ничего посоветовать двадцатилетнему парню, который по праву рождения и по отцовскому завещанию оказался владыкой Перемышля, отвечающим за все.
– Может, если с Андреем владимирским хорошо сговоришься, и не надо будет на Вячеславовой дочери жениться, – вздохнул Земислав. – Все-таки венчанная, мужняя жена, а муж еще жив – зачем нам такая княгиня?
Ростислав не отвечал. Все это было верно, но за разговором о Турове ему невольно вспомнилась девушка, которая к Турову, собственно, не имела отношения – послушница Крестя из берестейского Апраксина монастыря. Вспоминая о ней, он понимал: да если бы ангел небесный предложил ему придумать для себя самую лучшую невесту, он придумал бы именно такую. Стройную, красивую, смелую, умную, владеющую собой и в то же время готовую ответить на его любовь. Это ей надо было бы родиться княжной, и она украсила бы собой любой из русских городов!
Дочь Вячеслава туровского, которую он видел рядом с Крестей, казалась привлекательнее других невест лишь благодаря Кресте – на нее словно падал отсвет красоты той, другой. Ростислав понимал, что жить ему придется не с Крестей и что разница между той и другой сделает его супружество только более тоскливым, – но ничего не мог с собой поделать. Мысль о поездке в Туров к Вячеславу казалась заманчивой уже потому, что давала слабую, призрачную надежду увидеть Крестю или узнать, что с ней. Вероятно, она давно уже отправлена назад, в Берестье, и даже, может быть, успела принять постриг, но… Но Ростислав собирался во Владимир, а оттуда в Туров, и сердце учащенно билось при мысли об этом городе.
Бояре Червенской земли, старосты Перемышля и знатнейшее духовенство собирало, как положено, целое посольство, которое должно было сопровождать князя. Во Владимир послали гонца. Андрей ответил, что будет рад принять гостя, но просил приехать с малой дружиной, чтобы не тревожить народ. Наиболее осторожные из перемышльских бояр испугались, заподозрив предательство, но Ростислав отмахнулся: Андрей, скорее всего, сам боится большого войска.