Венец Прямиславы - читать онлайн книгу. Автор: Елизавета Дворецкая cтр.№ 54

Забела серьезно слушала, тараща красивые глаза в знак своего прилежного внимания. В один из недавних дней девушку окрестили: при ее быстром и цепком уме ей легко дались молитвы и обряды. Ей досталось имя преподобномученицы девы Сусанны, и Прямислава заказала для нее у костореза иконку святой. Вскоре резчик принес маленькую пластинку из лосиного рога, с колечком, чтобы вешать на грудь, а вокруг изображения была вырезана маленькими буковками короткая молитва: «Господи, помоги рабе Твоей Сусанне!» И Забела, хоть не умела читать, осталась совершенно довольна.

В монастыре сейчас проживали шесть сестер и две послушницы: Янка и Стеша. Несмотря на небольшие размеры, монастырь был уважаемый: инокини Василиса и Нимфодора происходили из знатных боярских родов, еще две являлись купеческими вдовами. Прежняя игуменья Ликерия, с которой так дружила княгиня Градислава, умерла и упокоилась под каменной плитой невдалеке от самой княгини. Место Ликерии заняла новая, лет тридцати с небольшим, игуменья Мелитина, из рода туровских бояр Путиличей, в честь которых одна из окраин города называлась Путилками.

– Пусть тебя и разведут, а все же в другой раз тебе, Вячеславна, идти замуж грех! – говорила она. – При живом муже – грех, и там уж нечего разбирать, он ли первый согрешил, ты ли, а только кто из вас теперь с другим свадьбу справит, выйдет прелюбодеем! Что он, что ты! Не захотела женой быть – Бог тебе судья, а из-под венца дорога одна – в обитель Божью! Приходи к нам, приму тебя как дочь родную, а буду умирать, обитель тебе останется. Кому же тут игуменствовать, как не княжне, ведь обитель наша самая что ни на есть княжеская! Сколько дочерей княжьих, отвергнувших мир и избравших вечное девство, здесь постриглось, сколько княгинь овдовевших тут пристанище своей душе нашли! Бойся греха, приходи к нам!

Прямислава не отвечала, хотя глаза Забелы испуганно округлялись при таких речах.

– Она, конечно, баба умная, – ловя руку Прямиславы, шептала Забела, когда они вышли от игуменьи и направились в рощу. Не привыкшая к монастырям, она боялась черных фигур монахинь, их бледных лиц, на которых лежала печать умиротворенного равнодушия к печалям и радостям мира, и в разговоре с Зорчихой даже называла их тайком «навьями». – Ты, княжна, если задумаешь тут остаться, верь: я с тобой останусь, и пусть мне тоже косу режут, коли так надо. Я тебя не покину, мое слово твердое! Хоть пропаду, а не оставлю тебя! Но только лучше ты ее не слушай! Пусть бабки старые постригаются, а ты такая красавица! Ну его, князя Юрия! Сам наблудил, а ты за него отвечай, жизнь свою молодую губи! Будет у тебя еще муж, и дети будут! Да разве твоя матушка покойная тебе такого хотела – себя заживо хоронить!

Прямислава понимала и отчасти разделяла сомнения Забелы, но все же мысль о том, чтобы провести остаток жизни в Рождественском монастыре, который в округе по старой памяти продолжали звать Девичьей Горкой, не казалась ей ужасной. Здесь была ее мать, мир ее безмятежного детства, и листва старой Девичьей дубравы ласково шепталась над ее головой, когда она сидела на толстом бревне, глядя на полосы солнечного света в траве. Здесь царил мир и покой, мир навсегда. Если ей не суждено обрести «мира и единомыслия» с мужем, то с Богом их можно достичь всегда, и этот путь не закрыт ни для кого.

Но Вячеслав внезапно прислал людей, чтобы вернуть дочь в Туров, и от того, что она там узнала, все ее мечты о монастырском покое растаяли как дым. К ней приехали сваты – и приехали из Перемышля! Сватов прислал новый перемышльский князь Ростислав Володаревич!

Явились четверо знатных бояр: Переяр Гостилич, Стоинег Ревятич, Хотила Славомирич и его брат Радолюб, все со своими женами, которые на обратном пути должны были составить свиту невесты, а в будущем стать ее собственным двором. Они привезли грамоты, в которых князь Ростислав и город Перемышль честь по чести подтверждали их полномочия, и Вячеслав с любопытством разглядывал новую княжескую печать Ростислава, которая заменила старую печать Володаря.

Когда Прямиславе сообщили о сватовстве, она чуть не села прямо на пол посреди гридницы.

– Удивляться тут нечему, я давно уж этого ждал! – говорил довольный Вячеслав, потирая руки. – Знал, что как пройдет слух, что моя голубка от злого мужа избавилась, так к ней сваты со всех концов света понаедут! У других девки-невесты не моложе тебя, всего восемнадцатый год! И знал, что из Перемышля раньше других приедут! Ведь Ростислав видел тебя, знает, какая ты красавица! Небось, приехал домой и решил: хоть расшибусь, а возьму за себя! Ну, какой ответ дадим?

Но Прямислава только закрыла лицо руками. Видя, как взволнована дочь, Вячеслав не настаивал на немедленном ответе и даже сам проводил ее до лестницы наверх.

– Подумай, душа моя, я тебя не тороплю! – говорил он, ободряюще поглаживая Прямиславу по плечу. – Ты его знаешь, видела, что за молодец, рассуди в покое, а там и решим. Бояр соберем, с ними поговорим, как народу понравится. Но с Перемышлем родниться неплохо. И как вовремя Володарь помер! Вот уж правду говорят: что Бог ни делает, все к лучшему! Земля там богатая! И соль, и торговая дорога большая! Если что, и от угорцев, и от ляхов нас прикроют! Будет перемышльский князь мне сыном – дед в Киеве благословит, не сомневайся! Скорее послать ему сказать! – спохватился Вячеслав. – Пусть скажет митрополиту, чтобы быстрее думал! Дело-то выгодное какое! Ну, иди, душа моя, отдыхай, а как надумаешь, так и скажешь.

И князь поспешил вниз снаряжать гонца. Для себя он уже все решил и потому не торопил дочь с ответом. Турову эта свадьба была выгодна, а значит, ей придется полюбить перемышльского князя!

В горницу несли подарки от сватов: ткани, ковры, меха, украшения в резных ларцах. Анна Хотовидовна и прочие ахали и охали над сундуками, даже Крестя, опасаясь попасть во власть мирской суеты, все же подошла и заглянула в ларец, вытянув шею, будто из-под крышки кто-то мог броситься и укусить. Но Прямислава, ни на что не глядя, сидела на лавке, уронив руки на колени. В голове у нее гудело, сердце часто билось. То, о чем она не смела даже мечтать, сбывалось наяву! Значит, Бог все-таки не гневается на то, что она захотела сломать венец, однажды связавший ее с Юрием Ярославичем. У нее будет муж, тот самый, кого она сама выбрала бы, если бы могла выбирать. От облегчения и счастья хотелось плакать, а женщины утешали ее, думая, что она от огорчения не может слова сказать.

– Жених-то уж больно с лица нехорош! – бормотала Зорчиха, держа на распяленных руках тонкое покрывало-паволоку и щурясь, чтобы лучше рассмотреть изящно переплетенный узор. – Половец! Глазки узенькие, рожа желтая, прости господи!

Прямислава слышала ее, но только смеялась про себя: давно прошло то время, когда Ростислав казался ей некрасивым. Она вспоминала его смуглое лицо с половецкими скулами, и сердце ее сладко замирало, и разбирал смех. Помнила прикосновение его горячих рук, его объятия, и мысли об этом доставляли ей удвоенное блаженство – ведь она будет его женой! Все то, что она вычитала у Златоуста о любви, покорности и взаимной верности супругов, теперь приобрело новый и такой блаженный смысл! Если ее мужем станет Ростислав, то каким счастьем будет любить его и покоряться ему! «К мужу твоему влечение твое, и будет он господствовать над тобою…»