ЧЯП - читать онлайн книгу. Автор: Эдуард Веркин cтр.№ 24

Синцов перебирал монеты дальше и думал, что он, Константин Синцов, похож на книжного персонажа. Даже не на самого персонажа, а на его роль. Ватсон. Рассказчик, который должен поведать милостивому читателю историю настоящего героя.

Героя.

Синцов не был беззаветным любителем чтения, однако от книг не шарахался, пользу их понимал и с пятого класса регулярно прочитывал по одной книге в месяц, а когда случалось плохое настроение, то и по две. Для тренировки мозга.

В книгах знакомство с оригинальной личностью происходило всегда в начале, вот как у него. Собственно, сам рассказчик в книгах был обычно нужен для того, чтобы с разных сторон показать Героя: эксцентричного миллиардера с несчастной и позабытой первой любовью, мужественного исследователя глубин с семейной драмой за плечами, ученого, на переднем рубеже науки бьющегося за будущее, врача, учителя, да мало ли их там на полках. Рассказчик всегда зеркало, его задача интересоваться, почему сэр Генри Баскервиль решил купить вместо черных туфель коричневые, и служить ушами, в которые Герой вливает свои лекции.

В конце концов, Герой же не может сам с собой разговаривать?

Синцову, конечно, не очень нравилась такая роль, получалось, что в этой истории его дело перебирать монеты и слушать хвастливые истории, иногда интересные истории, но слушать. Незавидная участь, однако, совершенно.

Но, поразмыслив и прикинув расклады, Синцов еще раз нашел в этой ситуации положительные стороны и даже определенные удобства.

Во-первых, время. Время, которое должно было этим летом проходить бестолково и мучительно, пройдет побыстрее.

Во-вторых, оно пройдет с пользой. Совершенно на ровном месте он узнает много нового. Пусть на первый взгляд это ненужная информация, но это лишь на первый.

Синцов уже давно понял, что информация делится на полезную и пустую, и научился автоматически отсекать одно от другого. Пустотой было заполнено все вокруг, она вываливалась из радио, подстерегала в Сети, набрасывалась разговорами приятелей в школе, пыталась вцепиться рекламными баннерами и листовками из почтового ящика, влезть эсэмэсками и рассуждениями сестры о неоправданно высоких ценах на смартфоны. Полезная информация любила тишину, пряталась в книгах, в познавательных передачах, в научно-популярных журналах, которые в приступах ностальгии покупал отец. Полезная информация была стеснительна и робка, не навязывалась в друзья и не обещала скидки.

Сама полезность информации понималась Синцовым по-своему и заключалась не в том, что она могла пригодиться лично ему, а в том, что информация эта законно помещалась в копилку опыта всего человечества. Что она возникала путем исследований, размышлений и упорного аналитического труда, а не генерировалась мусорными потоками сплетен, слухов и профанских мнений, заполнявших каждый байт сетевого трафика. Синцову нравилось заглядывать в эту копилку и чувствовать, что человечество существует не зря, что остались еще люди, остались, огонь на маяках не погас.

И вот теперь Синцов познакомился с человеком, который был живым носителем полезной информации. И не просто полезной, но еще и весьма оригинальной. Глупо было это упускать.

В-третьих, опять деньги.

– Видишь ли, Костян, история Царяпкиной – это трагическая история, – сказал тем временем Грошев. – Года три назад к нам из Москвы одна девушка приехала. Подвижница, так сказать.

– Подвижница? – не понял Синцов.

– Ну да, подвижница. Есть такие барышни, остро чувствующие несправедливость в мире. Они сами живут неплохо, однако мысль о том, что где-то на просторах России рушится культура и дети недополучают килокалорий духовности, отравляет их существование…

Грошев сделал пометку в каталоге, опустил руку за спинку дивана и достал небольшой альбомчик почти карманного формата. Синцов заметил, как в альбомчике блеснуло золото. Видимо, это были тоже запасы, только на этот раз золотые.

Грошев вставил в глаз монокль и принялся разглядывать монету, сделавшись похожим на ювелира, при этом он не забывал рассказывать:

– Поэтому эти девушки бросают свои уютненькие квартиры и по старой традиции двигают в народ, в провинцию, к нам, в малые грязи. Они покупают небольшой домик, выращивают овощи, работают в художественной школе или в школе музыкальной, они ведут кружки и секции, иногда бесплатно…

– Но это же хорошо, – возразил Синцов.

– Хорошо? Как сказать… Видишь ли, тут один изъян. Эти барышни…

Грошев поморщился.

– Ты не подумай, я сам это видел, не выдумываю и не с чужих слов. Три штуки видел. Одна барышня была поэтическая, другая дизайнерская, а третья учила художественной гимнастике. От года до трех. Поэтическая дольше всего продержалась.

– Почему? – поинтересовался Синцов.

– Очень любила Бродского. А Бродский тоже жил в глушах, печатался в районной газете, голодал, испытывал всевозможные лишения и работал на веялке. А потом Нобелевскую премию получил. Так что любительница поэзии была самой стойкой.

– А почему все-таки уехала? Замордована бытом?

– Нет, – Грошев подышал на монету, потер ее пальцами. – К быту привыкаешь быстро, это только поначалу дрова и вода кажутся ужасными, через месяц уже нет. Другое хуже.

– Деньги?

– Да нет, деньги – это как дрова, к их отсутствию тоже привыкаешь. Потом, они все небедные, квартира-то в Москве сдается.

– Тогда что?

Грошев убрал монету в альбом.

– Болото.

– Не понял?

Синцов действительно не понял.

– У нас здесь болото, – совершенно спокойно повторил Грошев. – Я здесь прожил всю жизнь, поэтому могу сказать с уверенностью – болото. Как местный я имею на это право.

– Объясни, – попросил Синцов.

И подумал, что это тоже похоже на книжку. На такую классическую, «Отцы и дети». Герои пьют чай в саду под цветущими яблонями, смотрят вдаль и рассуждают о добре, зле, о России, больше говорят, чем делают, страдают, мечтают. Никто из приятелей Синцова никогда о таких вещах не заговаривал, и это тоже было необычно – познакомиться с человеком, который не стеснялся беседовать о серьезном. Новый опыт. Синцов решил, что эта черта появилась в Грошеве от изобилия вокруг него истории. Когда погружаешься в историю, начинаешь думать по-другому и о другом, начинаешь чувствовать, как с деревянным скрипом идет мимо время.

– Это особенность мышления, – рассказывал Грошев. – Вот приезжает девушка, мастер спорта по художественной гимнастике, выбивает у администрации фойе в старом кинотеатре, начинает учить детей. Дети ходят, у детей горят глаза, девушка счастлива и думает, что вот оно, призвание, она полезна людям, она на своем месте. А потом бац – весна – и детей отправляют копать огород. Девушка в недоумении – к ней в студию больше никто не ходит. А потом бац – лето – и надо окучивать и собирать колорадских жуков, и в студию опять никто не ходит. И осень – надо собирать грибы, и снова никто не ходит…