– Но ведь ты можешь...
– Вот тогда все и выяснится. – Кэмми решительно двинулась вперед.
«Окончание этой истории я знаю», – подумала Тори, сердито моргая глазами, но все же ей не оставалось ничего другого, как только следовать за своей спутницей и слушать ее натужное дыхание. Тем не менее Кэмми показывала беспримерную решимость. С последним медленным шагом к вершине на щеках выступил яркий румянец. Теперь Кэмми выглядела... торжествующей.
– О, посмотри-ка, там Грант, – сказала она, преодолевая одышку.
Повернув голову, Тори действительно заметила Гранта вдали на огромной лошади, только что показавшегося из заснеженного сада. Направив лошадь к берегу реки, он ослабил поводья.
– А теперь взгляни на тот фруктовый сад, – указала вперед Кэмми. – Было бы приятно иметь такой на острове, правда?
Но Тори весьма смутно слышала ее слова – она вся была поглощена наблюдением за Грантом.
– Вот видишь, Тори, твои чувства ничуть не угасли. Это совершенно очевидно.
– Гм?.. – Она отвела взгляд от Гранта. – Ты что-то сказала?
– О твоих чувствах к Гранту. Они так же сильны, как прежде, не правда ли?
– К сожалению, даже еще сильнее, – вздохнула Тори. – Это как неизжитая боль.
Кэмми покачала головой.
– Вот и он любит тебя. Любой, у кого есть глаза, это увидит.
Тори невесело улыбнулась.
– Грант выразил свои чувства более чем ясно.
– Когда Йен приедет к нам с визитом, ты сможешь у него спросить, – предложила Кэмми.
– Я спрошу, но, думаю, в любом случае реальность именно такова, как она выглядит. – С грустью произнеся эти слова, Тори повернулась и стала спускаться с холма.
На обратном пути к дому они натолкнулись на детей главного садовника. Дети кувыркались в снегу, а вокруг них прыгала белая собака. В зимнем воздухе звучали веселый смех и шутки.
Тори почувствовала, как у нее быстро меняется настроение. Вскоре она уже кувыркалась вместе с детьми в снегу и училась лепить снеговиков. Кэмми захлопала в ладоши, когда к ним присоединился пес, внося собственную лепту в общее веселье.
Кэмми уже начинала мерзнуть, и Тори повела ее назад. Сама она вопреки ожиданиям не то чтобы не чувствовала холода, однако находила его бодрящим. Ей нравилось смотреть, как выдыхаемый ею воздух курится на морозе, и она могла бы с удовольствием бегать с детьми еще какое-то время.
У парадного подъезда они встретили Гранта. При ее появлении его брови удивленно взметнулись вверх. Только тут Тори заметила, что ее шляпа съехала набекрень и из-под нее торчат выбившиеся волосы. Ее плащ промок на спине, опушка со свалявшимся белым мехом прилипла к темной юбке, а рукава были вымазаны чем-то, подозрительно похожим на собачью слюну. Но Грант не стал это комментировать. Вместо этого он вежливо спросил:
– Как вам понравилась прогулка?
Кэмми посмотрела на подругу.
– Очень понравилась, – ответила Тори любезным тоном. Вежливость давала ей определенные преимущества, в то время как тоска становилась проблемой. – А ты как прокатился?
– Довольно неплохо, – сказал он просто.
Тори снова вспомнила, что Йен говорил о Гранте, о его ответственности. Неужели ему мало своих забот, чтобы опекать так много людей? Но сейчас, глядя в его глаза – такие ясные и чистые, она подумала, что Йен прав. Она поняла, почему Грант так хотел завладеть Кортом: не как местом для себя, а чтобы...
Ее мысли прервал топот копыт, и затем на гравиевую дорожку вкатился внушительного вида экипаж. Вскоре появились Николь и Аманда, торопившийся встретить неожиданных посетителей. Ну вот, сейчас Сазерленды будут принимать гостей, она вынуждена стоять здесь, потрепанная и обслюнявленная сумасшедшим псом!
– О, это Лавиния, – с явным недоумением воскликнула леди Стенхоп. – И леди Стейнбридж с ней. Последние одиннадцать месяцев мне удавалось оберегаться от этих старых сплетниц, и вот теперь, когда я выбралась к своим родным всего на несколько недель, они тут как тут...
Когда экипаж остановился, Грант помог сойти двум экстравагантно одетым женщинам. Тори и Кэмми немедленно были представлены им как «дальние родственницы».
Обе вновь прибывшие гостьи изумленно посмотрели на Тори. Но даже оправившись от удивления, дамы продолжали смотреть на нее. Тори едва не покраснела от растерянности, потом прищурила глаза и стала изучать их, как они изучали ее. И тут она открыла для себя то, во что трудно было поверить:
Ей завидовали!
Они смотрели на нее так же, как женщины в Англии обычно смотрели на ее мать. Ну, может, не совсем так... Большинство из них заискивали перед ее матерью, как перед будущей графиней, но под этим всегда скрывалась зависть к ее невероятно свободной жизни. Как же – Анна скоро отправится в очередное путешествие, странствовать по свету и заниматься исследованиями!
Чтобы нарушить молчание, Тори вежливо сказала:
– Мы только что восхитительно провели время! Я научилась лепить снеговиков, и мы поупражнялись в игре в снежки. Замечательно, не правда ли, Кэмми?
Кэмми, все это время хранившая на лице вымученную улыбку, наконец расслабилась и ответила с неподдельной искренностью:
– Я и не припомню, когда мне в последний раз было так весело!
Николь посмотрела на них сияющими глазами, и даже леди Стенхоп широко улыбнулась.
– А теперь, если вы извините нас, мы пойдем и немного поедим. – Тори просунула руку Кэмми под локоть. – Мы столько смеялись, что нагуляли волчий аппетит. Очень приятно было с вами познакомиться!
В доме они с Кэмми сняли свою многослойную амуницию и, не переставая хихикать над чопорностью пожилых дам, договорились позже встретиться в комнате Кэмми за поздним ленчем. Когда они сели за стол, где их ждали дымящаяся нежная говядина и горячий хлеб с маслом, Кэмми заметила:
– Там, во дворе, ты напомнила мне твою маму.
Комплимент заставил Тори сделать небольшой перерыв.
– Я как раз думала о ней, – призналась она с грустью, потом жестом показала Кэмми, чтобы она продолжала есть.
– Ну, вот я совсем изголодалась после этой прогулки, – принялась усердно жевать Кэмми. – Мне кажется, в меня влезет на три миски больше, чем прежде. Разве это не ужасно?
– Это чудесно! – Тори поднесла к губам свой бокал. – Я давно не видела, чтобы ты так хорошо ела.
– У меня такое ощущение, словно мое тело растет, и это вызывает еще больший аппетит. Мой разум тоже растет. Все это проливает свет на то, какой голод я буду чувствовать в дальнейшем – и физический, и духовный.
Тори не могла выразить словами свое облегчение и подумала, как хорошо, что она никогда не начнет этого разговора. Разве могла она сказать Кэмми, как боится за ее будущее?