Смерть – главное событие в человеческой жизни, но она приходит так буднично и тихо, что иногда её не сразу и узна́ешь.
Родители забрали к себе Жанну прямо из госпиталя – не было сил смотреть на её немое прощание с Модильяни. Увезли в родной дом на улицу Амьо. Самый короткий путь к любимому – через окно шестого этажа, на мостовую.
Утром 26 января двадцатилетняя Жанна Эбютерн покончила с собой, и с нерождённым ребенком.
26
– Этот ребёнок не должен родиться, – сказала Лолотта специально для Клео де Мерод, которая пристально смотрела на неё с раскрашенной фотографии. Нечётный окончательно пропал – Лолотта искала его по всему Монмартру, чтобы плюнуть в глаза и потребовать назад свои денежки, но это было примерно то же самое, как искать свою молодость и свежесть. Чётный и отзывчивый ажан утешали её по очереди, и однажды Лолотта решилась попросить Чётного о необычной услуге.
– Сможешь закончить один набросок?
Вначале он, конечно, отказывался – но Лолотта умела добиваться своего.
Она настояла, чтобы Чётный работал у неё в квартире – купила кисти, краски. Сюзон притащила чей-то старый мольберт. Чётный долго не мог прикоснуться к наброску, сделанному самим Модильяни, который, говорят, совсем плох и вот-вот отдаст Богу душу, ну, или то, что от неё осталось. Ходил вокруг листа так и этак, потел, тёр глаза рукой, пока Лолотта не прикрикнула – или он будет работать, или ночью поедет к себе на левый берег.
В конце концов он прикоснулся к листу робким движением кисти – как мальчик к девичьему лицу.
Получилось очень красиво – по мнению Лолотты.
Рыжая, молодая, смущённая девушка в ожерелье. Румянец не из баночки, а свой собственный, родной. Заметный наклон головы. Модильяни вместе с Чётным нарисовали Лолотту именно такой, какой она была десять лет назад.
– Теперь сделай то же на холсте, – велела Лолотта.
Чётный не стал отказываться. Кто бы мог подумать, что манеру Модильяни так легко скопировать!
Пока он вонял в квартире красками, Лолотта отправилась в базилику – вся сопрела, поднимаясь по ступенькам. Интересно, как там эта штука внутри – ей тоже жарко, или нет?
В базилике было мало народу, она специально пришла до мессы. Красивый кюре тут же угадал в Лолотте исповедницу, подошёл, но она выбрала другого – старого. Ей не хотелось рассказывать красавцу священнику о своих мытарствах, к тому же, от неё несло по́том, как от кобылы. Старик занял место в исповедальне, Лолотта села за решёточку с другой стороны – сценка как в тюрьме. Она думала, что не сможет рассказать правду – но правда так застоялась в ней, что изливалась, как водопад. Старый кюре мог бы захлебнуться, если бы не опыт долгих лет.
– Не избавляйся от ребёнка, деточка! – сказал он Лолотте. – Это будет тебе радость и утешение на склоне лет.
– Но я не хочу! – вскинулась Лолотта. Чуть носом не ударилась в решёточку.
– Я видел много девушек, которые не хотели рожать – могу тебя заверить, именно из них получаются самые нежные и заботливые матери.
Лолотта вышла из базилики, когда в небе уже слабо сиял январский закат. Целый Париж лежал под ногами, как подарок – наклонись и поднимешь. Где-то там есть левый берег – далекая мечта!
Что если вправду – родить? Вдруг старый кюре прав, и дитя станет не обузой, а поддержкой? Лолотта зажмурилась, пытаясь представить своего сына. Он будет красивым и талантливым, как мсье Модильяни, щедрым как бухгалтер, ласковым как Андре и сговорчивым, как Чётный. Вот только на Нечётного, своего родного, как она подозревала, отца, сын будет ни капельки не похож.
Спускаясь с холма, Лолотта встречала знакомых – одного за другим. Пьяный Утрилло, сердитый Уттер, прекрасная Габриэль с загадочной миной, и уже почти рядом с домом – мсье Луи. Он стал ещё бледнее с той последней встречи – и кутался от ветра в широкий шарф.
– Мадам, не надумали продать вашего Модильяни? Я заинтересован купить его у вас по очень хорошей цене.
Услышав эту цену, Лолотта расхохоталась так, что даже птицы взволновались – зашлись взволнованным щебетаньем.
– Да я за такие деньги даже коробок спичек не продам! Приходите через неделю – отдам картину маслом и рисунок, но в десять раз дороже. Устроит?
– Я в любом случае приду, – обещал мсье Луи. Он не стал рассказывать Лолотте, что за Модильяни все галерейщики нынче просят в сто, а не в десять раз дороже названной цены. Моди вот-вот помрёт, а когда художник умирает, он тут же дорожает в разы – эту арифметику мсье Луи знал на «отлично». И ещё он не стал рассказывать этой монмартрской потаскушке, что на прошлой неделе ему удалось выманить у одного кабатчика другой её портрет – написанный, судя по всему, совсем недавно. Есть такие лица, которые не забываются – вот и Лолотте досталось такое.
25 января 1920 года в 21–00 мсье Луи приобрел у мадемуазель Лолотты Л. две работы Модильяни. Рисунок был безупречен, а вот краски на холсте показались торговцу ярковатыми.
Моди уже целые сутки не было в живых, и мсье Луи узнал об этом одним из первых в Париже. Как только сердце художника смолкло, сердце торговца застучало с удвоенной силой. Мсье Луи прочёсывал город по квадратам, – как свинья ищет трюфели, так и он не пропускал ни единого дома, кабака или галереи.
Лолотта считала, что продала фальшивки очень выгодно – но в глубине души ей было немного жаль своих портретов.
27
Ни одной картины Модильяни на весь Париж! Может быть, Алии просто не везло, или она не знала, где искать – но ни в Помпиду, ни в других музеях не было даже намёка. Она залезла в справочник улиц – оказалось, что в честь Модильяни не названо и переулка. Не говоря уже о доме-музее или ещё чём-нибудь таком. Разве что в «Ротонде» на стенах висят постеры его картин.
Алия давилась дорогим кофе в этой «Ротонде», жалея и деньги, и время – Лариса неохотно дала ей сегодня единственный выходной. Как все богачки – пусть они при этом и бывшие соседки, – Лариса считала, что поездка в Париж и так подарок для няньки, так что нечего претендовать на какое-то собственное, личное время. Питаются они в ресторанах, живут в четырёх звездах, и на шопинг Лариса милостиво выделила Алии целых сто евро. Но нянька настояла на своем. Ей нужен был целый день для того, чтобы пройти по следам Модильяни – и, может быть, вспомнить Лолотту.
Мальчишки отпустили Алию легко – им в радость было побыть целый день с матерью. Увы, Лариса этого не понимала, и явно избегала собственных детей. Алия удивлялась – ей самой, когда Мира была маленькой, каждый день казался бесценным, так жаль было, что девочка становится взрослой, и совсем скоро перестанет нуждаться в ней. Лариса, как и её муж Коля, напротив, будто бы ждали, когда младшие, наконец, вырастут. Толику десять, Антошке – восемь, а старший, Борис, тот самый, что орал ночи напролет в старом доме, давно уже окончил университет в Америке. Толик и Антошка в старших классах тоже поедут учиться за границу, тогда и Лариса с мужем эмигрируют. Коля часто говорит: