Всегда возвращаются птицы - читать онлайн книгу. Автор: Ариадна Борисова cтр.№ 52

– Теперь папа часто в кошмарах снится – глаза и рот забиты грязью… Ты не представляешь, что я пережила, Иза!..

Бедствие случилось из-за прорыва дамбы. Земляная препона перекрывала Бабий Яр, куда кирпичные заводы сливали отходы производства. На месте выровненных оврагов руководство города намеревалось разбить Парк культуры и отдыха с танцплощадкой и аттракционами. Глубокие почвы яра были хорошо удобрены для посадки деревьев кровью расстрелянных фашистами евреев и военнопленных. «Сраму не имут» – сказано не о мертвых…

Междугородняя связь не работала. Прекратилась подача телеграмм. Город на время закрыли, злополучный район оцепили войска. Экскаваторы разломали слои окаменевшего, полного трупов грунта. Очистка оползня завершилась в полторы недели. Вежливые мужчины в штатской одежде, но с офицерской выправкой обошли учреждения, где временно обитали потерпевшие катастрофу. Тогда-то Лариса и подписала свой первый документ о неразглашении.

Счет заживо погребенным, по народным версиям, шел от десятков сотен до нескольких тысяч. Никто так и не узнал, сколько их было на самом деле. В киевской «вечерке» опубликовали скромное соболезнование. Городское радио известило о пятидесяти четырех погибших.

– Неправда, – плакала Лариса. – Я сама видела – их было больше. Даже в садике детей было больше!

Спустя год мать познакомилась с человеком из военного ведомства и вышла за него замуж. Семья переехала в город без названия.

– Знала бы ты, как я его ненавижу! – судорожно вздохнула Лариса.

– Отчима?..

– Да не отчима. Он нормально ко мне относится. Маму любит, сына родили – братишку моего… Я город ненавижу.

– А осенью хвалила…

– Хвалила, як же! – с горьким сарказмом вскрикнула Лариса, издав нервный смешок. – А ты б что делала, если бы приказали молчать?!

Она задыхалась в образцовом городе будущего. Его границы опутывала колючая проволока. Никто не входил и не выходил из «почтового ящика» без подписки и разрешения. К пропускной зоне вела засекреченная железнодорожная ветка, с потаенного аэродрома взлетали спецрейсовые самолеты. Возвращаться туда после окончания института Лариса не собиралась. Ее не привлекало жалкое прозябание, которое мать с отчимом полагали жизнью. Разве это жизнь – казематная скука, разбавленная радостями снабжения, и высокая зарплата за счет вреда здоровью? В Ларисиных дальнейших планах не подразумевались ни тьмутаракань, ни худруковские гроши. Виды на жительство (не коммунальное, разумеется) и карьеру (партийную) Лариса связывала с Москвой. Либо на худой конец с Ленинградом. Хороший пост в партии – это квартира, деньги, распределитель и, как выяснилось сегодня, валютные чеки на отоварку в «Березке» импортными и качественными советскими вещами.

– Я знаю, ты не трепло. Ксюше не говори… Ладно?

Лариса села. Заплаканное лицо чем-то вдохновилось, вишневые глаза влажно сверкнули. Резким движением смахнула со щеки последнюю слезу.

– Считай, что ничего не слышала. Забудь.

Чужая боль всколыхнула в Изе свою. Люди – разные. Она тоже несла боль тяжело, но никого ею не грузила, а Лариса со своей не могла справиться одна. Возможно, страсть к обнажению сокровенных мыслей была у нее душевным недугом…

Через несколько дней Лариса сообщила:

– Борис Владимирович велел тебе подойти к нему в кабинет.

– Зачем?

– Понятия не имею, – раздраженно пожала Лариса плечом.

Теряясь в догадках, Иза покорно поплелась по красной дорожке в торец коридора, где располагался кабинет. Постучала в дверь.

– Войдите, – послышался бесстрастный голос.

Помещение, обшитое лакированной мебельной фанерой, было просторнее, чем ожидалось. Служило, вероятно, залом для проведения собраний. Борис Владимирович сидел в глубине за письменным столом, венчающим поперек, наподобие верхушки буквы «т», длинный стол посередине. Стену над креслом украшала галерея «парадных» портретов, рядом в угловом кронштейне приткнулось знамя. На полках книжных шкафов белели ряды аккуратно пронумерованных папок. В точности таким же, вплоть до темно-зеленых штор и вереницы стульев под окнами, помнился Изе кабинет секретаря Якутского горкома комсомола, словно апартаменты партийного начальства обставлялись по всей стране в соответствии со специальной инструкцией.

– Садитесь, – кивнул Борис Владимирович на ближний стул, и у Изы непроизвольно напряглись мышцы. На столе перед парторгом лежала ее автобиография, которую она сдала летом в приемную комиссию с остальными документами. Загадочно ухмыляясь и отчеканивая слоги, он произнес:

– И-золь-да Хаи-мовна Гот-либ. Странное сочетание.

– Мне оно не кажется странным.

– Гм-м-м… Вы – дочь спецпереселенцев?

Иза в замешательстве уставилась в окно. Он уже спрашивал ее об этом при поступлении в институт.

– Да.

– Родители живы?

– Нет. – В переносье защипало от подкативших слез. – Там же написано, что я воспитывалась в детдоме.

– Искренне вам сочувствую, – скорбно вздохнул Борис Владимирович. – Детям иногда приходится платить за ошибки родителей… И тем более, Изольда Хаимовна, тем более мне необходимо побеседовать с вами.

В окне сквозь подсиненное сумерками стекло проступили мамины понятливые глаза. «…Мы с папой не виноваты перед теми, кто сделал нас несвободными. Мы никого не обманывали, не предавали и ни к кому не испытывали вражды. Ты мне веришь?» В маленьком сальто памяти мелькнула белая крысья голова, отсвечивающие красным глазки и оскал острозубой пасти…

Старшекурсники откуда-то вызнали, что раньше Блохин работал в КГБ. Почему его перевели в институт, история умалчивала. Наверное, человека со специфическим опытом работы сочли полезным в учебном заведении, где вызревает будущее коммунистической идеологии и культуры.

– Наша организация несет большую ответственность за морально-политический облик каждого студента. Поэтому я обязан предупредить вас, Изольда: как дочери переселенцев, вам надо быть осторожнее в дружбе с некоторыми людьми.

Борис Владимирович повременил и продолжил, не называя имен:

– Кое-кто из ваших товарищей заблуждается. Интересуется вещами, которые противоречат званию комсомольца… Не находите?

Он посмотрел выжидающе. Складки, пролегшие от носа к углам его скользких губ, подобрались, подбородок выступил вперед. С таким лицом стоят на остановке в ожидании запаздывающего автобуса. Красноречивая мимика почему-то не сообщила выразительности голосу.

– Много сил потратили советские воспитатели, чтобы вырастить вас достойным членом нашего общества. С далекого Севера сюда приехала хорошая, честная девушка. Так по крайней мере мы полагали вначале. Однако порядочность ваша оказалась неглубокой, а характер – ветреным и неустойчивым. Вы легко поддались пагубным влияниям и не заметили, как изменились под их воздействием. Ошибочность вашего выбора становится несомненной. Тяжело смотреть на то, во что вы превращаетесь, может быть, сами того не желая.