Но и не одна Агнес опасалась Сен-Жиля. Граф Триполийский, кузен Амальрика, являлся ближайшим наследником престола мужского пола, а нынешнему венценосцу не суждено иметь потомство. Ближе Сен-Жиля к короне стояли лишь две сестры Бодуэна IV – дочь Агнес Сибилла и дочь Марии Комниной Изабелла. Вдобавок, за хлопоты, связанные с бальяжем, граф Триполийский получил от короны Бейрут, а будучи супругом Эшивы де Бюр, он владел также и Галилеей. Столь всесильный и владетельный человек становится опасен, когда на троне сидит неопытный и смертельно больной монарх. Для противников регента его ненависть к Рейнальду Шатильонскому уже являлась веской причиной выкупить пленника. Горемон, сеньор города Бейсана, что на юге от Тивериадского озера, двадцать лет заседавший в Курии, прокряхтел:
– Бывший князь Антиохии, конечно, совершал ошибки, но следует признать, он весьма успешно осуществлял все свои замыслы. Рено был отличным стратегом, хитрец всегда знал, где у врага незащищенное место, в которое можно нанести самый болезненный удар. Положение наше отчаянно, и никто из присутствующих, – уставился водянистыми старческими глазами прямо на Сен-Жиля, – не имеет спасительного плана.
– У меня есть план, спасительный и разумный, – презрительно оттопырив губу, прервал его Раймунд Триполийский. – Не лезть на рожон, сохранять мир и спокойствие и тянуть время, пока сатана не заберет Саладина! Поверьте, за годы плена я хорошо изучил этих собак. Вся власть у них концентрируется лишь в одном правителе, как только он умирает, ничто больше не скрепляет его империю. У них нет традиций мирной, упорядоченной передачи власти. Смерть каждого властелина означает войну всех городов и эмиратов между собой, массовые покушения и братоубийственные схватки. У курда семнадцать наследников. Как только его не станет, его держава рассыплется.
Сен-Жиль мог убедить недоверчивых, но был бессилен с ненавидящими его. С тех пор как неизвестные злоумышленники закололи в темных переулках Акры Миля де Планси, соперника графа в борьбе за регентство, вдова Миля, Стефания, владелица всего Заиорданья с неприступными крепостями Монреаль и Керак, открыто обвиняла нового бальи в убийстве своего супруга. Если Сен-Жиль не советовал выкупать Шатильона, Стефания наверняка не пожалеет на это никаких денег.
Недавно прибывший из Фландрии красавец Жерар де Ридфор, еще один непримиримый враг Сен-Жиля, прекратил играть завязками бархатного сюрко и с ненавистью уставился на неказистого бальи:
– Покамест сатана склонен всячески способствовать Саладину, и никому из его противников еще не удалось пережить его. Если бы вы, граф, изучили требования нашей чести так же хорошо, как повадки сарацин, вы бы знали, что ваш план отсидеться нам мало подходит. Если бы мы хотели только выжить, мы бы постриглись иноками в тихую обитель где-нибудь под Брюгге, но настоящие рыцари созданы сражаться и побеждать. Шатильон умел это делать, поэтому вы и страшитесь его больше Айюбида.
Лицо Агнес прояснилось. Вот это слова – так слова! Приятно, когда сбивают спесь с зазнавшегося триполийского урода.
Архиепископ давно недоумевал, как это дальновидный и прозорливый Раймунд Сен-Жиль умудрился совершить непоправимую ошибку, рассорившись с Жераром де Ридфором? Прибыв в Утремер, шевалье де Ридфор нанялся на службу к Триполи, и тот обещал новому вассалу руку первой же наследницы фьефа в своих владениях. Но когда прекрасная Люсия унаследовала прибрежный фьеф Ботрун, рачительный Сен-Жиль предпочел отдать девицу пизанскому купцу, отвалившему сюзерену невесты ее вес в золоте. Граф заимел десять тысяч безантов и заклятого врага. Де Ридфор тут же перебрался на службу в Иерусалим. Этот новичок далеко пойдет и на каждом шагу, при каждой возможности не преминет совать палки в колеса Сен-Жилю.
Граф Триполийский побледнел от ярости. Ох уж эти пришельцы из Европы! Ничего не смыслят в местной ситуации, презирают сложившиеся тут обычаи, завидуют здешней знати, считают, что пулены вероломны, склонны к вранью и коварству, сами же не умеют и не желают находить общий язык с мусульманами, не отличают бедуинов от тюрков, не ведают о разнице между суннитами и шиитами, путают армянина с сирийцем, не берегут достигнутое своими предшественниками и оттирают от власти тех, кто уже четыре поколения защищает эту страну собственной кровью.
Но и Джон, сеньор Арзуфа, один из самых доверенных соратников Амальрика, тоже поднял седую голову, прокряхтел:
– Покойный король, упокой Господь его душу, был вдумчив и осторожен. И вы тоже, граф Триполийский, дай вам Бог долгих лет, вдумчивы и осторожны. А положение наше все безнадежнее, и если мы продолжим действовать тем же вдумчивым и осторожным манером, мы обнаружим себя в море. Шатильон, может, полон недостатков, но он – другой, и нам пора начать действовать иначе. Рейнальд был не самым покладистым человеком и не самым дальнозорким. Но в нем были те же страсть, бешеная неудержимость, самозабвенная горячность и пылкая вера в себя, которые позволили славным паладинам завоевать эту страну и которые ныне полностью выветрились из их потомков – остывших очагов.
Сен-Жиль сразу понял, в кого бросил камешек выживший из ума старикан. Раздраженно пояснил:
– Мы сильны не только хваленым рыцарским духом и безрассудной решительностью. Несравненно важнее то, что у нас, в отличие от всех этих султанатов и эмиратов, царствует право, а не сила. У нас есть Высшая Курия, чьи постановления обязательны для всех, у нас велика власть Церкви, в Утремере каждому известны его права и обязанности, и среди нас не царит произвол.
Его величество, однако, не спешил соглашаться со всесильным бальи. Гильом давно замечал, что хоть граф Триполийский и вел себя с монархом почтительно и должность хранителя королевства исполнял добросовестно, он не сумел или не захотел проявить по отношению к тяжко больному мальчику родственную привязанность, в которой тот так нуждался. Неудивительно, что юный венценосец слепо шел на зов горячей крови к этим никчемным Куртене. Триполи, скупой не только на деньги, но и на душевное тепло, был уверен, что людям все можно объяснить и убедить их доводами разума, а это не так. Люди не хотят справедливости, люди алчут участия и любви.
Бодуэн поправил досаждавшие бинты на лице, обвел саднящими глазами спорящих. Что за человек был этот Шатильон, от которого некоторые ждали беды, некоторые – выручки, но никто не сомневался, что его освобождение принесет с собой огромные перемены?
Сен-Жиль махнул рукой, опустился в кресло, презрительно заметил:
– Похоже, взращенные на героических деяниях предков вояки всегда предпочтут опасного безумца человеку осторожному и разумному! Хотите платить гору золота за призрак – ваше дело.
Вальтер III де Бризебарр, лорд Бланшгарда, пограничной с Египтом крепости, заметил:
– Наша главная беда – не нехватка денег. Как можно защищать рубежи, когда храмовники действуют исключительно по собственному усмотрению? Нам позарез нужна их поддержка, а Рейнальд проделал вместе с ними множество кампаний и всегда умел ладить с орденом. Похоже, что Шатильон – единственный, кто может добиться содействия тамплиеров.