– Уехала, – профессор закивал головой. – Но не доехала.
– Что это значит? – насторожилась Дайнека.
– С дороги она написала мужу письмо, сообщив, что передумала и решила отправиться в Париж, где у Измайловых тоже был дворец. Но и до Парижа она не доехала. Дальнейшая судьба Анны Константиновны осталась загадкой.
– Думаю, он убил ее, – проговорила Дайнека. – Она не уезжала.
– Многие так считали. Поговаривали, что граф убил жену в припадке безумия, но доказательств его вины не было. Как теперь говорят, нет тела – нет дела.
– А письмо? Он предъявил письмо, в котором она писала, что едет в Париж?
– По словам графа, оно потерялось. Да и что можно было потребовать от психически нездорового человека? – профессор вынул из коробки какую-то фотографию. Вглядевшись в нее, он произнес.
– А вот, кстати, и она…
– Кто? – Дайнека вытянула шею и увидела темноволосую женщину с ангельски прекрасным лицом.
– Анна Константиновна Измайлова. – Иван Петрович вздохнул: – Ангел во плоти. Редкой красоты женщина… – Он указал пальцем: – Взгляните на ее украшение.
Дайнека перевела взгляд на большую грушевидную жемчужину, прикрепленную к центральному выступу жемчужного колье.
– Это «Деметра»?
Он кивнул:
– Красота бесподобная… Справедливости ради нужно заметить, что после исчезновения жены граф Александр Петрович сделался другим человеком, верующим и богобоязненным. Еще до ее отъезда он приказал возвести на территории дворца часовню во славу иконы Святой Праведной Анны, которая хранилась в семье.
Дайнека переспросила:
– Как вы сказали?
– Построил часовню…
– Нет, не то. Как называлась икона? Ее полное название?
– Дайте-ка, припомню… Кажется, так: Чудотворная икона святой праведной Анны, матери Пресвятой Богородицы. Или что-то вроде того…
– Да, именно так, – задумчиво проговорила Дайнека.
– Что вы хотите этим сказать? – поинтересовался профессор.
Она не стала ничего объяснять, просто спросила:
– В каком, вы говорите, году пропала Анна Константиновна?
– В 1912-м.
– В том же году возвели часовню. Я видела цифры на фронтоне.
– Современники утверждали, что некоторые работы по отделке часовни граф выполнял собственноручно, считая свой труд покаянием за грехи… – Иван Петрович поправил очки: – Совсем как Иван Грозный со своим списком убиенных. Сначала их «отделал»
[22]
, а потом по монастырям грехи пустился замаливать.
– Что с графом было потом?
– После революции, в 1918 году, граф сбежал в Париж, оставив дворец на дворецкого. Поскольку род Измайловых был известен страстью к собирательству предметов искусства, здесь повсюду были устроены хитроумные тайники, в которых хранились несметные сокровища.
– Как интересно…
– Граф Измайлов планировал вернуться, когда закончится смута. После его отъезда сюда нагрянули большевики. Все обыскали, простучали стены, допросили прислугу, в результате чего несколько тайников нашли. Еще один клад обнаружили эсэсовцы во времена оккупации. И, конечно же, все увезли в Германию.
– Жемчужину не нашли?
– Нет. Нахождение «Деметры» до сих пор неизвестно… – Профессор снял очки, взглянул в окно и тихим голосом продекламировал:
В пучину капля с вышины упала.
Ходили волны, ветер выл.
Но бог, узрев смиренной веры пыл,
Дал капле твердость высшего закала.
Ее в себя ракушка приняла,
И вот в венце властителя державы,
Признаньем доблести и славы,
Блестит жемчужина, прекрасна и светла.
Снова надев очки, он пояснил:
– Иоганн Вольфганг фон Гете.
* * *
Профессор уехал в конце дня, пообещав забрать весь архив после соответствующего документального оформления. Дайнека облегченно вздохнула, обязавшись, в свою очередь, продолжить сортировку бумаг.
Темьянова работала усердно, отказалась даже идти на обед. До вечера она перебрала две коробки.
В семь часов Дайнека сказала:
– Заканчиваем, Лукерья Семеновна. Идемте домой.
– Вы меня отвезете?
– Конечно, – она огляделась. – А где ваши папки?
– Я подняла их на три уровня выше, чтобы освободить рабочее место. Как видите, там было пусто.
– Да как же вы дотянулись? – удивилась Дайнека.
– Чуть-чуть приподнялась, вот здесь оперлась рукой, – старуха показала, как именно она это сделала.
– Пожалуйста, в следующий раз позовите меня! – Дайнека взялась за спинку и покатила коляску к выходу. – Как думаете, на ужин успеем?
Темьянова взглянула на часы:
– Если чуть-чуть поднажмем.
После ужина Дайнека отвезла Темьянову в гостиную, к телевизору, а сама села на диван в дальнем углу. Тишотка устроился рядом.
Скоро к ней подсела Ерохина:
– Завтра приду к вам книжку менять.
– Уже прочитали? – вежливо поинтересовалась Дайнека.
– Еще вчера вечером.
– Что будете брать, Надежда Петровна? Опять детектив?
– Что же еще? – Ерохина пожала плечами.
– Да, действительно… Что ж еще… – Дайнека откинула голову на спинку дивана.
– Знаете, – заговорила Ерохина, – а ведь я мечтала стать известной артисткой.
– Что же не стали?
– Для этого было нужно учиться, ехать в другой город.
– Что ж не поехали?
– Замуж вышла. За артиста. Решила – одного на семью хватит.
– А где вы работали?
– В областной больнице.
– Кем?
– Кладовщиком на складе одежды.
– Откуда в больнице одежда? – Дайнека говорила бездумно, блуждая взглядом по потолку, пока не наткнулась на плафон, в котором был изображен герб рода Измайловых.
– Ну как же! – возмутилась Ерохина. – Вот приходит человек, хочет лечь в в больницу. Куда ему деть одежду? Сдает ее мне. Я ее на вешалку, в мешок и – на склад. А то, бывало, на «Скорой» кого-нибудь привезут. То же самое: всю одежду – на склад. А как выписываться, я отдаю обратно.
– Значит, хранили одежду больных?
– Сохраняла… – Ерохина доверительно улыбнулась. – Знаете, я в те времена жила очень весело. Соберусь вечером домой, разыщу в мешках одежку подороже да покрасивее, надену на себя и – пошла-а-а-а! Как-то на «Скорой» из театра привезли больную примадонну. Так я надела ее вечернее платье. Иду по улице и воображаю себя артисткой. – Она сладко вздохнула. – Бывало, что и кожаные польта попадались, и шубы. Вот жизнь была! До сих пор вспоминаю.