Он и в Хельсинки, и в Стокгольме повсюду встречал своих соотечественников, которые теперь были все сплошь бизнесменами. На чужой земле всегда начинает тянуть к своим. Именно поэтому эмигранты всегда сбиваются на чужбине в диаспоры. Ходишь по улицам и напряжённо вслушиваешься, не зазвучит ли родная речь. И почему-то радуешься, когда услышишь! А Европа середины 90-ых кишела русскими, так что и язык учить необязательно: практики-то всё одно никакой. Но никто из них не рассказывал о красоте здешних озёр и лесов, о посещении парка-музея Скансен или крепости Свеаборг. Они были похожи на морально дезориентированную, разбитую и отступающую армию. У них словно бы завтра заканчивалась жизнь, поэтому сегодня надо успеть потратить себя на какие-нибудь изощрённые, недоступные ранее приключения. Они напоминали детей, которые вырвались-таки из-под надзора сурового отца, устроив праздник непослушания. Эти господа-товарищи, которых на Западе точно определили термином «ноупроблемс»: очень проблемные новые русские люди с потрясающей способностью создавать проблемы на каждом шагу. Зато теперь они научились на всё отвечать этим устоявшимся словосочетанием. Даже тогда, когда проблемы существуют, да ещё какие. Им кажется, что они от этого будут больше походить на своих кумиров – американцев, у которых этих «проблемс» в самом деле «ноу».
Все они, занятые исключительно «большим русским трахом», возбуждённо горланили, как их где-то в Копенгагене или Гётеборге загребли в полицейский участок за пьяную драку или непристойное поведение в общественном месте. Хотя в советское время на политинформациях им и говорили, что разврат и распущенность, алкоголизм и наркомания – это непременный атрибут «загнивающего капиталистического общества», так что там за это даже не арестовывают, а чуть ли не поощряют. И вот приехали вчерашние целомудренные пионеры-комсомольцы и умудрились-таки удивить «развращённый и пресыщенный» Запад своей бледной, наскоро подзагоревшей в солярии задницей! И теперь они считают своим долгом довести до сведения нищих соотечественников эти приключения через прессу и телевидение. Отчитаться, так сказать, о проделанной работе. Куда до них всем этим наивным античным авторам с их неспешными описаниями висячих садов Семирамиды и египетских пирамид!
Они все подтверждали поговорку про девушку из деревни, которую можно вывезти из этой деревни, но вот вывести деревню из девушки – нельзя. В какие бы заграничные костюмы они себя ни рядили, какую бы крутизну ни изображали, но замаскировать кислую рожу самого обыкновенного подзаборного деревенского пьяницы было не по силам никаким новомодным понтам и наворотам. Их сразу видно за версту: наши. Деревенские кислые пьяницы, москвичи ли это, ленинградцы или сибиряки. Городским россиянам почему-то кажется, что пьянка в их исполнении «не такая, что у прочего быдла колхозного», а какая-то интересная, эффектная, со вкусом и смыслом, что ли. Как же они себе льстят, как заблуждаются! Даже где-то было жалко их за этот самообман.
Он видел там самозабвенно торгующих собой внуков и внучек тех, кто, должно быть, в своё время протопал в худых солдатских сапогах до Берлина, строил города на Дальнем Востоке и осваивал целину. Всё-таки в какие странные комбинации иногда складываются гены…
– Ох, с какими же бл…ми мы погудели в Амстердаме! – взахлёб рассказывал ему в каком-то кафе один из таких российских туристов, впервые вырвавшихся на «свободу» из Совдепии.
Пьяный и опухший то ли от бесконечных возлияний, то ли от этой самой «свободы».
– С какими? – равнодушно поддерживал беседу Авторитет.
– С настоящими! Маде ин Ойропа! Ни какие-нибудь там Фроси-Тоси из Урюпинска за пару капроновых колготок дали, а десять тысяч баксов за ночь! Десять тысяч!.. Заразные, стервы, оказались. Я потом два месяца лечился, но тут и медицина не чета нашей «бесплатной», мать её, ха-ха… А эти датчане, или кто там в этом Амстердаме живёт, такие скучные люди! И чего в Совке нам врали, что здесь все трахаются на каждом шагу? Да они и понятия-то не имеют о том, как надо культурно отдыхать! Дикари, одним словом.
Авторитет спросил его о прошлой жизни, и он нехотя сообщил, что раньше был инженером на каком-то машиностроительном заводе. В городе Урюпинске. И ещё неохотней сказал, что в этом же Урюпинске он и родился. До тридцати лет честно работал от зарплаты до зарплаты, пока государство не прекратило такой глупостью заниматься: зарплату платить. Особенно, честным. Скинулись с бывшими коллегами по работе, купили первый ларёк. Потом кто-то кинул другого, кто-то сам отказался от своей доли, кто-то вовремя понял, что «бизнес – это не моё». Потом рэкетиры убили его жену. Он нашёл новую, но затем она ушла от него к более удачливому «бизнесмену от ларька». Потом вернулась, когда он его «обскакал» в конкуренции по продаже французского белья китайского производства. Потом он сам ушёл к её младшей сестре, которая тогда как раз подалась в модельный бизнес. Денег на раскрутку не было, а тут как раз подвернулся этот стареющий потаскун, жутко комплексующий по поводу того, что жениться на своей ровеснице мужчина может разве что до двадцати пяти лет. А потом ничего не поделаешь – надо увеличивать разрыв, потихоньку переходить на тех, кто годится в дочки, после чего придётся переключиться на тех, кого можно и внучкой назвать. Сам не хочу, а надо – имидж требует. Я ж – бизнесмен какой-никакой, а не абы хто!
Не ахти какой и богатый, но на поездку до Парижу раскрутить можно, а уж там мы не растеряемся, найдём кого поавантажней! Короче, и эта несостоявшаяся модель его кинула. Обычный путь обычного российского бизнесмена постсоветского периода. Ничего оригинального. Как тут не заскучать с такой публикой? Вот Авторитет и заскучал.
Сам он не любил так «гудеть» и высовываться из общей массы в силу замкнутого характера и привычки сидеть в окопе. Высовываться из окопа при его статусе было крайне неразумно: враз подстрелят. Он, может быть, именно потому и выжил в 90-ые годы, что никогда не стремился к эпатажу и китчу, как это делают многие русские люди в условиях внезапно свалившихся денег и свободы. Свободы в виде доступного алкоголя и отсутствия ограничений на его потребление. Он вообще не верил в свободу, как не верил в истину. Зачем стремиться к тому, чего нет и быть не может? Это как на горизонт идти: видишь, что земля и небо там соприкасаются, но сколько ни пройдёшь, всё одно не дойдёшь до того места. Потому что его нет на самом деле. Что такое свобода? Гипотетическое понятие, о котором все говорят, но никто его так и не видел.
По-настоящему свободным может быть только тот, кто обладает свободой от страстей и глупостей. Свобода тела, возможность перемещать это тело куда угодно и как угодно – это для примитивных организмов. Свобода мысли, свобода думать только то, что именно тебе хочется думать, а не то, что популярный фильм или человек из телевизора посоветовали думать. Ехать туда, куда именно тебе хочется, а не по совету рекламы – такой свободой мало кто из этого быдла обладает. Да они и не догадываются о её существовании! Для них свобода: жрать и рыгать на глазах шокированной публики. И при этом никак не могут понять, что даже со своими большими деньгами они здесь всё равно остаются изгоями. От перемены мест человек не меняется, и наши отечественные скобари за границей не становится господами.