– Вас как будто это восхищает?
– Не восхищает. Просто это другая логика, в которой коварство и хитрость не считаются плохими чертами характера.
– Если люди не умеют договариваться между собой и постоянно нарушают данное слово, то речь им не нужна. Поэтому они ничем не лучше пещерных людей, которые только мычали.
– О, речь у них очень красивая, изящная даже. У них нет мата. Мы настолько привыкли к мату, что нас шокирует, почему у многих народов нет матерной ругани в языке. На рынке торговцы с юга горланят на своих диалектах, но мат – русский. Своего нет. Не сформирован за ненадобностью. Они никогда никому не угрожают, не оскорбляют – просто убивают того, кто им мешает или не нравится. Иногда без предупреждений. У нас, наоборот, из каждой подворотни несётся, как кого-то порвут или ломтями настругают, но на деле ничего из обещанного не осуществляется. А у них речь, как красивый орнамент: «Я хочу быть луной, чтоб смотреть в твои окна и украшать небо звёздами для тебя. Я хочу стать молнией, чтобы освещать твой путь в ночных горах». Так и говорят! Даже в быту. «Да будет благословен твой путь, добрый человек, да будет усыпан он нежными тюльпанами и лилиями». И тут же могут горло этому «доброму человеку» перерезать. Наших это шокирует до глубины души: «А чего это они?! А чего они нас не обматюгали хотя бы для приличия, не пообещали глаз на жопу натянуть, прежде чем нападать? Странные какие-то».
– А разве не странные?
– Странно всё то, что непривычно. Если они посмотрят на нас, им тоже много чего странным покажется. И не просто, а очень странным. У нас всяких странностей не меньше.
– Например?
– Да устанешь перечислять. Например, то, что у нас родственники только бухают вместе. У нас большинство семей существует только для того, чтобы вместе выпивать и телевизор смотреть – разве не странно? Другие в противовес таким семьям вообще детей плодят вне брака. Каждый ребёнок имеет право на отца и мать, каждый должен знать свой род, а у нас многие дети лишены этого права, которое соблюдается даже у птиц и животных. Мать-одиночка жалуется: «Он жениться не хочет, да и вообще он – придурок». Спрашивается, чего ты лезла под него? Он бормочет в своё оправдание, что не готов стать отцом – чего ты на бабу тогда полез? Сиди с мамой, если ты не готов, а не по бабам лазай. Как придурки, честно слово! Все считают себя какими-то несказанно продвинутыми в плане интимных отношений, а самый обыкновенный презерватив не могут правильно одеть, уж коли до сорока лет отцами стать «не готовы». Есть даже такие, кто бабу обвиняют, что она должна им этот презерватив купить, а то они… стесняются! Кого от таких родить можно? Им надо бесплатно презервативы раздавать, чтоб новых идиотов не плодили.
– Просто люди не осознают свою жизнь. И детей не хотят, но рожают. И семью не готовы создать, но она у них словно бы сама собой складывается, но не с теми, с кем хотелось бы.
– Согласитесь, что странно всё это со стороны выглядит? У нас человека и убивать не собираются, но на словах так приложат и по матушке, и по батюшке, и по всем прочим параметрам, что в других культурах испугались бы такой словесной атаке и приравняли бы к тяжкому преступлению. Я не пойму, как в российском законодательстве прижились статьи, связанные с оскорблениями и угрозой расправы? У нас же все друг другу чем-то угрожают, то и дело кого-то оскорбляют – полстраны пересажать можно. И одно оправдание: ну не убивают же. Толкнули человека в автобусе, и такое понеслось: убью, порву, в крови утоплю, на кишках повешу, порежу кусками, лентами, ремнями, кружевами. Ты определись со способом – ведь убить-то можно всего один раз, а тебя эвон как понесло. У южан всё наоборот: на словах никто никому не угрожает. Могут улыбаться и даже оказать гостеприимство, но это ровным счётом ничего не значит: врага не грех и накормить перед смертью. У них речь очень сильно отличается от нашей по составу. У нас почти не говорят так нежно, даже с женщинами не принято так «расшаркиваться». «Мать, дай пожрать» и «Не заслоняй телик жопой, корова» – вот и все комплименты для слабого пола. У нас любят постоянно выяснять: «Ты мине уважаешь?» или «Ты меня любишь?». Он ей, не отрываясь от телика, буркнул такой же фирменный ответ: угу. Она и рада, больше ничего и не надо! Только вот это «угу». Ага, любит, как же. Живут паршиво, относятся друг к другу ужасно, она его терпит из последних сил, он её вообще терпеть не может, бесит в ней буквально всё. На Кавказе женщине и в голову не придёт такую глупость выяснять, если муж каждый день приползает пьяным к жене и осыпает её матами. Понятно, что никто никого не любит в таких отношениях. Им понятно, нам – нет. Мы друг друга пытаем: подтверди на словах, любишь или нет, сволочь. У нас всё на словах. Беда в том, что только на словах. Они – люди дела, мы – люди слов. Это не ради красного словца постоянно говорят о богатстве русского языка – он в самом деле очень разнообразен на все случаи жизни, чтобы в любой ситуации можно было собеседнику лапшу на уши вешать или осыпать ругательствами. Мы сорим словами на каждом шагу. У нас раньше писали лозунги «Слава труду», а на деле человека труда никто не уважал, теперь он вообще живёт в нищете. Сейчас пишут «Слава России!», а на деле Россия стоит заплёванная, неухоженная, неуютная для жизни. Диктор по радио брешет о какой-то «великой державе» и тут же электричество гаснет, а потом и сам диктор глохнет, поперхнувшись на идее о величии, которого нет – вырубают и само радио. В великой державе уже нет денег на радио для поселян: «Слишком много хотите, когда в Сомали трудящие голодают, панимашь ли». Слова у нас катастрофически расходятся с делом. Вот надо строить путепровод над железной дорогой, но тридцать лет идут какие-то заседания правительства района, симпозиум управления дорожного хозяйства области, там – форум, тут – кворум. Судят-рядят, сорят словами, кто «за» и «против», тонны бумаги изведут для публикации докладов и прений – гектары леса на ерунду фактически спустят. Этот лес можно было на стройку того же путепровода пустить, ан не тут-то было…
– И как же Вам удалось подружиться с тем подростком-головорезом?
– Уболтал, представьте себе. Сказал, что нас всё равно убьют – ну, что мы против таких воинов. Так что покажи мне перед смертью своё искусство, уважь старика. Вижу, нравятся ему мои слова. Ох, как же люди любят лесть! И чего они её так любят? Никогда этого не понимал… Разговорились. Он меня спрашивает: «Ты теперь моих сестёр себе заберёшь?». Я аж испугался: да и мысли не было! У меня дочь такая же, меня жена домой не пустит, если узнает, какими гнусными вещами я тут занимаюсь. Он удивился: «У нас женщины не вмешиваются в сердечные дела мужчин». Я говорю: очень плохо, что не вмешиваются, особенно в так называемые «сердечные», которые к сердцу не имеют никакого отношения, а совсем из других мест выползают. Женщина должна требовать, чтобы мужик себя как человек вёл, а не как скотина. А то нам, кобелям, дай волю – мы всех перетрахаем, да ещё обвиним, что сами виноваты. Он хохочет: нравится, что я с ним на равных говорю, а не как с ребёнком. Показал ему фотографию своих детей, он спрашивает: «А чего их у тебя так мало? У моего отца в твои годы было уже восемь. – Ну, и где они теперь? – Да вот только я и две сестры остались. – И стоило твоей маме столько рожать? Больно же ей. – Что больно? – И рожать очень больно, и терять своих детей матерям особенно больно. Не знал? – Ну, мужчина не должен о таких вещах думать! – Если мужчина не будет об этом думать, то женщина может послать его, куда подальше. – У нас женщины не так воспитаны, чтобы мужчину посылать. – Много ты знаешь о женщинах. Если она вслух об этом не говорит, то это ещё ничего не значит. Мы, мужики, такие стервы, любую воспитанную можем довести. И пошлёт так, что сама удивится». Он опять смеётся: здорово, говорит, ты это всё сформулировал.