Дверь кабинета полковника открылась, и несколько мужчин из племени шота в форме ополченцев вышли в приемную. Эту группировку горцев-повстанцев считали самыми опасными преступниками в регионе, и они были объявлены в Империи вне закона.
Была назначена цена за голову их командира, и об этом знали даже в небольших городках и деревнях. Прежде чем Джахан задался вопросом, что они делали в штабе Национальной гвардии, помощник полковника выглянул из кабинета и велел капитану войти.
Полковник сидел за столом, казавшимся слишком маленьким для него. На стене за ним висел общий портрет трех пашей, управлявших Империей посредством Комитета Единения и прогресса. Абдул-хан был человеком не очень большого роста, но настолько плотной комплекции, что его ширина равнялась высоте.
Пуговицы формы на животе готовы были выскочить из петель, над воротником нависали жировые складки. Волоски темной редкой бородки топорщились, как иглы у дикобраза, а усы торчали, как пучки проволоки. Только по обе стороны рта волосы росли равномерно. Густые брови придавали лицу обманчиво виноватое выражение.
– Ну вот и сын Олкея Орфалеа! Внешне похож на мать, думаю, во всех остальных отношениях – на отца. Садись.
Джахан отодвинул стул и сел напротив полковника.
– Как тебе Сивас?
– Нравится, сэр.
– Не Константинополь, но в нем есть определенный шарм. Ты что-то бледен, Орфалеа. С тобой что-то не так?
– Нет, сэр, все в порядке.
– Ты уверен? Я бы не хотел, чтобы меня упрекали в том, что я не усмотрел за сыном и наследником полковника.
– Не высыпаюсь, сэр.
– И все не по той причине, что нужно! – Полковник засмеялся. – Сходи в заведение матушки Язган, что за рынком, и все будет в порядке. Она найдет тебе миленькую девственницу. Скажешь ей, что ты от меня.
Полковник откинулся на спинку кресла и вытянул жирную ногу из-за стола.
– Как я слышал, ты служил в Трапезунде. Ты хорошо знаешь ту местность?
– Казармы располагались в маленькой деревне недалеко от Трапезунда. Но да, я хорошо знаю местность.
– Отлично. У меня есть для тебя назначение. Это шанс продемонстрировать служебное рвение и не уступить в этом твоему отцу. Ты знаешь о плане переселения армян?
– До меня только доходили слухи, сэр.
– Это не слухи. Армянское население перемещают вглубь страны, и ты сопроводишь всех армян из Трапезунда в Эрзинджан. После этого ты вернешься в Сивас.
– Вы имеете в виду только армян, сэр?
– Ты все верно расслышал.
Адбул-хан взял ручку и начал что-то писать на документе, который лежал перед ним.
– Но, сэр, эфенди, говоря об армянах… вы имеете в виду мужчин призывного возраста?
– Я имею в виду всех. Всех без исключения. Когда ты уедешь из Трапезунда, там не останется ни одного армянина. – Он расписался внизу страницы и отложил ручку. – Это ясно, Орфалеа?
– Да, сэр… Но женщины и дети? Разве это необходимо?
– Все! – вскричал полковник, стукнув кулаком по столу.
Оловянная чашка упала на пол, покатилась и остановилась возле ноги капитана. Тот нагнулся, поднял ее и поставил на стол.
– Идет война! – продолжил полковник, глядя Джахану в глаза. – По всей стране армяне дезертируют, перебегают к русским! Мы избавимся от предателей у наших границ, и все способы хороши! Все до одного, мужчины, женщины и дети. Тебе понятно?
– Да, сэр.
– Громче! Я не слышу!
– Да, сэр! Но, сэр… я был лишен звания и освобожден от своих обязанностей.
Абдул-хан улыбнулся и протянул ему только что подписанный документ.
– Поздравляю, капитан. Вы восстановлены в звании.
* * *
В крытом рынке было очень жарко, полно людей, пахло потом, хной и перезрелыми фруктами. Капитан и лейтенант шли друг за другом по проходу, капитан впереди, лейтенант за ним. Они держались подальше от женщин в паранджах, торгующих овощами и фруктами.
На рынке специй к столбу прислонился нищий, он протянул руку, когда они проходили мимо.
– Почему он выбрал меня? Того, кто был опозорен?
– Просто так получилось, господин.
– Абдул-хан просто так ничего не делает.
Мимо пробежала собака, зажав в зубах огромную рыбину.
– И почему именно армяне из Трапезунда? Есть и другие местности, населенные армянами и расположенные территориально ближе к нам.
Маленькие купола над крышей пропускали солнечные лучи, тускло освещающие пространство. В конце главного прохода мужчины свернули налево и оказались на золотом рынке. Драгоценности и медные весы бросали желтые блики на побеленный сводчатый потолок и стены.
По обе стороны от прохода торговцы выставили подносы с золотом; группы женщин в черных одеяниях перебирали украшения и торговались.
Браслет с ляпис-лазурью привлек внимание Ахмета, и тут же, словно из ниоткуда, возник продавец.
– Очень красивый! Прекрасный подарок вашей матери, эфенди. Или вашей жене.
Ахмет положил браслет обратно на поднос, но им заинтересовался Джахан. Камни были цвета моря в Трапезунде.
– Сколько стоит?
– Это персидский лазурит! – воскликнул продавец, быстро стерев с лица выражение недовольства. – Великолепного качества!
– Ваша конечная цена?
Они немного поторговались и в конце концов сошлись на половине первоначальной цены.
– Пока я ждал приема у полковника, я видел людей из шота, вышедших из его кабинета, – сказал Джахан, кладя браслет в карман.
– Это не могли быть люди из шота, господин.
– Говорю тебе, это были они. Они прошли на таком же расстоянии, как от меня до тебя. У одного из них не было правой руки.
– Мурзабей?
– Да, и, судя по всему, никто и не собирался его арестовывать.
Мужчины вышли через Северные ворота с двойными колоннами на солнечный свет. Проталкиваясь через толпу покупателей, они направились к Небесному медресе.
– Позвольте угостить вас кофе, господин.
Из кофейни открывался вид на Северные ворота и двойные минареты Небесного медресе, городского духовного учебного заведения XIII века. В кафе никого не было, за исключением двух стариков, сидящих в дальнем углу.
Джахан и Ахмет сели за столик, и лейтенант сделал заказ. Через главные ворота сновали женщины, укутанные в покрывала и в ярких разноцветных юбках. Подошел официант с двумя чашками кофе и блюдом с инжиром.
– Может быть, все не так плохо, как мне кажется, – проговорил капитан. – Возможно, для армян так будет лучше.