– Госпожа Стюарт спрашивала о тебе, – заговорила Ануш. – Она хотела знать, почему ты не был в школе.
– Я теперь работаю на ферме, мне нужно помогать матери.
– Завтра будут вручать призы. Я не должна была тебе говорить, но, по-моему, один из них предназначается тебе!
Кеворк искоса посмотрел на Ануш:
– Дадут медаль?
Та кивнула:
– Да, ты один из победителей.
Мальчик недолго обдумывал сказанное.
– Отдай ее Саси, мне нужно работать.
– Мне кажется, твой отец хотел, чтобы ты ее получил!
– Мой отец предпочел, чтобы я присматривал за фермой.
Господин Таланян, как и многие мужчины деревни, не умел ни читать, ни писать, но хотел, чтобы его дети учились. Он был другом детства отца Ануш и дальним родственником ее матери.
Своего отца Ануш толком не знала. Напоминанием о нем служил лишь портрет, висевший у двери, да помазок, который она держала в своей комнате. На фотографии отец был запечатлен стоя: в костюме и рубашке с жестким воротничком, возле сидящей матери, одетой в традиционное армянское платье. Они с торжественным видом уставились в камеру, будто незнакомцы, каковыми, по сути, и являлись. Дагеротип
[2]
давно поблек, его цвет стал мутно-зеленым, что придавало лицам неземную бледность. Однако же это нисколько не уменьшило доброты в глазах отца и не скрыло блеска его густых каштановых волос.
Ануш обожала мужчину на фотографии. Она любила его той любовью, какую лишь ребенок может испытывать к отцу, которого никогда не знал. Они были чем-то похожи, не ростом, хотя отец был необычно высок, а скорее темным цветом глаз и волос.
Их схожесть была для Ануш источником постоянной отрады. Все деревенские девочки после двенадцати лет скалывали волосы, но Ануш носила толстую косу, которая свободно свисала на спину.
– Покачай меня, – попросила Хават и увлекла Ануш к качелям.
Девочка села, устроилась поудобнее. Ануш встала рядом и легонько качнула.
– Выше!
Качели скрипели и стонали, а ноги Хават рассекали прохладный воздух.
– Выше! – снова попросила она, откидываясь назад.
Старые качели восставали против такого обращения, с каждым толчком их опоры чуть ли не вырывались из земли.
– Толкай сильнее!
– Ты упадешь, Хави! – предостерегла ее Ануш, но еще раз сильно толкнула.
Громкий металлический скрежет испугал ласточек, дремавших на выступающих потолочных балках сарая. Ануш ухватилась за веревки и резко остановила качели.
Кеворк опустил вилы и пошел посмотреть, что творится в переулке. С тех пор как двуколку продали, ворота более не открывали, на улицу выходили сквозь пролом в рушащейся каменной стене.
Петли ворот заржавели из-за влажного соленого воздуха и жалобно заскрипели, когда солдаты начали их открывать. Они вошли во двор как раз в тот момент, когда Ануш и Хават вышли из сарая.
Мужчины выглядели злыми и опасными. Один из них подошел к мальчику. Он был худым и невысоким, не намного выше, чем Кеворк, с узким лицом и бегающими глазами, как у хорька. Один глаз был карим, другой – мутно-синим, они были посажены слишком близко к длинному носу.
– Ты живешь здесь?
Кеворк кивнул.
– А ты? – спросил он у Ануш.
– Я соседка.
Хорек обернулся к солдатам, стоящим у него за спиной.
– Посетитель! Хорошо… Мне нравится уделять время посетителям.
Солдаты засмеялись, а мужчина повернулся к девочкам:
– Мы пришли за едой. Иди в дом и неси все, что есть!
– Здесь нет еды, – ответила Ануш.
– Ты лжешь!
– Это правда. Здесь ничего нет.
– Обыскать дом! – велел Хорек остальным, и те исчезли внутри дома.
– Это место – самая настоящая развалина! – сказал один из солдат, вернувшись с пустыми руками. – Нет ни черта! Даже в холодильной комнате пусто!
Из окна наверху порхнула вниз и упала на землю одежда, раздался двойной глухой стук тяжелых ботинок.
– Я беру ботинки, – крикнул высунувшийся из окна солдат.
Хават, стоявшая возле Ануш, начала плакать.
В дверях показался третий солдат, держа в руках фотографию в рамке.
– Нет! – крикнул Кеворк – Это мой отец!
Солдат оттолкнул мальчика, но Кеворк продолжал тянуться к фотографии.
– Отдайте ее мне!
– Отвали!
– Она моя!
– Забери ее тогда! – сказал солдат и разбил стекло о стену сарая.
Затем вынул из рамы серебряный ободок. Кеворк поднял порванную фотографию, лежащую среди осколков стекла.
– Посмотрите в надворных постройках! – приказал Хорек, и два солдата исчезли в свинарнике и сарае.
– Пусто! – сказал один из них, вернувшись. – Старое свиное дерьмо, и больше ничего!
– В сарае несколько кур – и все.
– Начнем с них. Возьми с собой Саная, и сверните им шеи.
Солдаты закрыли за собой дверь сарая, и вскоре во дворе стали слышны звуки хлопающих крыльев и кудахтанье, которое резко прекратилось. Дверь открылась, и появились солдаты, неся в руках четырех кур со свернутыми шеями.
– Где животные, мальчик? – спросил Хорек.
– Здесь больше ничего нет, – ответила Ануш. – Взять больше нечего.
– Я тебя не спрашивал! Я спросил мальчика-фермера! Ты похож на него. Ты фермер, а, мальчик?
Кеворк кивнул.
– Ну так где животные?
Тот не ответил.
– Смотри, гусь! – заметил один из солдат.
Разведя руки, мужчина нагнулся над гусем, но тот громко зашипел и забил своими огромными крыльями. Солдат отскочил, а остальные засмеялись.
– Ты же не испугался гуся, Ханим?
– Сам лови его!
– И поймаю! Смотри!
– Не забирайте гуся, – попросила Ануш, – пожалуйста! У них больше ничего нет!
– Эй, гусик-гусик… – начал зазывать солдат, сняв китель. – Иди сюда!
Гусь расправил крылья, опустил голову и двинулся на солдата, но тот стоял на месте и вдруг набросил китель на гуся.
В одно мгновение мужчина оказался на борющейся птице, призывая других на помощь.
Кеворк подбежал к нему, крича, но чья-то рука схватила его за воротник и отшвырнула так, что мальчик пролетел полдвора.