Симон Визенталь. Жизнь и легенды - читать онлайн книгу. Автор: Том Сегев cтр.№ 65

Реконструировать творившиеся в Хартхайме ужасы было нетрудно: многие из жителей деревни Альковен об «умерщвлениях из милосердия» знали, а многие даже сами принимали в них участие. Визенталь ездил туда лично, беседовал с людьми, много на эту тему читал и думал. Большинство убитых в Хартхайме евреями не были, но, по мнению Визенталя, количество тамошнего персонала намного превосходило требуемое. На этом основании он пришел к выводу, что «лишние» сотрудники проходили там профессиональную подготовку: их готовили к гораздо более крупной операции, к уничтожению евреев. Поэтому уже во втором отчете о деятельности венского Центра он назвал Хартхайм «школой для убийц». Кроме того, в процессе подготовки к суду над одним из военных преступников он изучал личные дела персонала лагерей смерти и заметил, что многие из этих людей были австрийцами и ранее служили в одном из двух учреждений, где осуществлялись «умерщвления из милосердия». Одно из них находилось в Германии, в Хадамаре, а второе – в Хартхайме.

Занимаясь этой темой, Визенталь сформулировал тезис, которым руководствовался всю последующую жизнь и который раздражал немалое количество людей, – о том, что евреи не были ни единственными жертвами нацизма, ни первыми по времени. Истребление евреев, считал он, нельзя понять без знания нацистской расовой теории, и нацисты, по его мнению, вряд ли смогли бы уничтожать евреев с такой эффективностью, если бы до этого не убивали других (включая душевно– и неизлечимо больных), подавляющее большинство которых евреями не были.

В феврале 1964 года, в венском клубе журналистов, Визенталь устроил пресс-конференцию, на которую пришло более ста корреспондентов, в том числе иностранных. Он раздал им копии письма, посланного им за несколько дней до того министру юстиции Кристиану Брода. В этом письме он писал, что «умерщвления из милосердия» были чем-то вроде генеральной репетиции истребления евреев.

Через несколько недель он сделал еще одно заявление, согласно которому жертвами геноцида были не только евреи, поскольку нацисты убивали также цыган и представителей других групп населения, угрожавших, по их мнению, чистоте арийской расы. С тех пор это стало для него основополагающим принципом. Холокост, говорил он, был преступлением не только против еврейского народа, но и преступлением против всего человечества, включая самих немцев.

Среди «выпускников» Хартхайма, занимавшихся позднее уничтожением евреев, Визенталь назвал Кристиана Вирта, коменданта лагерей смерти Белжец, Собибор и Треблинка, и еще одного человека, которого в то время знал только по фамилии, – Штангля.

Пресс-конференция широко освещалась австрийской прессой.

Франц Штангль был нацистом, и его мировоззрение хорошо объясняет готовность активно участвовать в убийстве сотен тысяч евреев. Требовавшаяся для этого жестокость развивалась у него постепенно, этап за этапом, начиная с детства. Его история похожа на историю комендантов всех других лагерей смерти.

Если бы в 1938 году ему сказали, что через три года он будет комендантом двух лагерей смерти, он бы, наверное, в это не поверил, так как большим воображением не отличался. Но если бы ему сказали, что единственный способ избавиться от евреев – это их истребить, он бы, скорее всего, такую идею не отверг. Он не был ни бездумным роботом, ни садистом в буквальном смысле этого слова; он знал, что делал, и верил, что именно это делать и надо.

Его отец был ночным сторожем в Альтмюнстере, курортном городке в Верхней Австрии, расположенном на берегу озера. Своему английскому биографу Гите Серени Штангль рассказал, что отец был солдатом элитной части императорской австро-венгерской армии и очень этим гордился. Он держал семью в ежовых рукавицах, воспитывал сына в армейском стиле и неоднократно за баловство бил, причем иногда до крови. «Я боялся его до смерти, – рассказывал Штангль. – Мне казалось, что он не хочет меня вообще. Один раз я подслушал его разговор с матерью. Он подозревал, что я не его сын».

Когда Штанглю было восемь лет, отец умер от тяжелой болезни. Это произошло в 1916 году, на втором году Первой мировой войны. Через два года после этого, когда Штанглю было десять, его мать вышла замуж снова. Ее второй муж – тоже вдовец – был рабочим-металлистом и имел двух сыновей от предыдущего брака, один из которых был одногодкой Штангля.

Когда Штанглю исполнилось пятнадцать, он стал учеником на текстильной фабрике и дела у него там пошли хорошо. Через три года он выдержал экзамен и стал профессиональным ткачом, самым молодым в Австрии, а еще через два года, в возрасте двадцати лет, его назначили бригадиром. В подчинении у него было пятнадцать рабочих. По вечерам он давал уроки игры на цитре, а по выходным строил парусную лодку. «Это были самые счастливые годы в моей жизни», – вспоминал он, а его жена говорила, что это были первые счастливые годы в его жизни вообще, так как в детстве он был несчастным.

В 1931 году, примерно через пять лет после того, как Штангль стал профессиональным ткачом, он оказался на перепутье. «Я видел вокруг себя тридцатипятилетних рабочих, начавших работать на фабрике в моем возрасте и уже выглядевших стариками. Работа на фабрике подорвала их здоровье, и я спросил себя, а хочу ли я до конца своих дней заниматься ткацким делом».

Судя по всему, к тому времени он уже познакомился с девушкой, через несколько лет ставшей его женой. Она была дочерью владельца парфюмерного магазина. У молодого рабочего-текстильщика имелась теперь убедительная причина стремиться улучшить свое экономическое и общественное положение: ему нужно было сравняться по социальному статусу с девушкой, которую он любил.

Он решил поступить на службу в полицию. Ему хотелось стать представителем власти, носить форму, иметь оружие, и он считал, что, став государственным служащим, сумеет обеспечить свое экономическое будущее. Кроме того, в полиции у него была возможность продвинуться по службе, чего на фабрике сделать не мог. Поступить в полицейскую академию оказалось непросто: приемные экзамены были трудными, и ответ он получил лишь через несколько месяцев, но тем не менее его приняли. Учеба продолжалась около года и тоже была трудной. «Нас, – рассказывал Штангль, – учили, что все люди от природы злы».

Выпускные экзамены он сдал успешно и по окончании учебы работал на разных полицейских должностях, начиная с регулирования дорожного движения и кончая разгоном демонстраций. На последнем поприще он отличился особо. «В феврале 1934 года, – рассказывает он, – в Линце происходили ужасные уличные бои. Группа социалистов, которые были одними из зачинщиков беспорядков, забаррикадировалась в центральном кинотеатре, и, чтобы их оттуда выкурить, нам пришлось долго с ними сражаться. Бой продолжался более двенадцати часов. Я участвовал в нем с начала до конца и получил за это награду – серебряную медаль».

В июле 1934 года Штангль обнаружил тайник с оружием, спрятанным нацистами в одном из лесов. Оценив его прилежание, начальство наградило его вторым знаком отличия – австрийским «Орлом» с ленточкой в зеленую и белую полоску – и послало на курсы тайных полицейских агентов. Через год его перевели в политический отдел тайной полиции города Вельс (неподалеку от Линца), который был центром нелегальной нацистской активности. Штангль ходил теперь в гражданской одежде, и его задача состояла в том, чтобы следить за подпольной политической деятельностью социал-демократов, коммунистов и нацистов. Для двадцатисемилетнего бывшего рабочего-текстильщика это стало большим карьерным достижением. В конце того же года он женился.