Римская кровь - читать онлайн книгу. Автор: Стивен Сейлор cтр.№ 96

— Итак, вы понимаете, что я был выделен и избран вовсе не потому, что я самый одаренный оратор, — Цицерон улыбнулся, прося толпу о снисхождении. — Нет, на меня пал выбор просто потому, что все остальные отступили в сторону. Я оказался человеком, который мог представлять интересы подсудимого с наименьшей опасностью для себя. Никто не может сказать, что я был избран для того, чтобы Секст Росций получил наилучшего защитника. Я был избран только затем, чтобы у него был хоть какой-то защитник.

Вы вправе спросить: что же это за страх и угроза, которые разогнали лучших адвокатов и для защиты самой жизни оставили Сексту Росцию всего лишь заурядного новичка? Выслушав Эруция, ни за что не догадаешься, что здесь вообще есть какая-то опасность, ибо он сознательно избегал называть имя своего истинного нанимателя или упоминать порочные мотивы этого таинственного лица, являющегося подлинным обвинителем.

Что это за лицо? Каковы мотивы? Позвольте мне объяснить.

Имущество покойного, убитого Секста Росция, которое при естественном течении событий должно было стать имуществом его сына и наследника, включает в себя усадьбы и владения, чья стоимость превышает шесть миллионов сестерциев. Шесть миллионов сестерциев! Это значительное состояние накоплено за годы долгой и деятельной жизни. И вот все это состояние было приобретено неким молодым человеком, по всей видимости, на публичном аукционе, за смехотворную цену в две тысячи сестерциев. Вот так сделка! Рачительного молодого покупателя зовут Луцием Корнелием Хрисогоном — я вижу, одно упоминание этого имени вызывает оживление, что и неудивительно. Это исключительно могущественный человек. Предполагаемым продавцом этого имущества, представлявшим интересы государства, был доблестный и славный Луций Сулла, чье имя я произношу с уважением.

В этот момент площадь наполнилась приглушенным шипением, подобным падению тумана на разгоряченные камни: люди поворачивались друг к другу и шептались, прикрывая рот рукой. Капитон вцепился в плечо Главкии и что-то закаркал ему на ухо. Аристократы, сидевшие вокруг меня на галерее, скрестили руки и обменивались угрюмыми взглядами. Двое старших Метеллов справа от меня понимающе кивнули друг другу. Гай Эруций, чьи пухлые щеки заалели при упоминании Хрисогона, схватил молодого раба за шею, рявкнул ему какое-то приказание и бегом послал прочь с площади.

— Позвольте мне быть откровенным. Именно Хрисогон сфабриковал эти обвинения против моего клиента. Без каких бы то ни было законных оснований Хрисогон завладел имуществом невинного человека. Не в силах сполна насладиться награбленным добром, чей законный владелец все еще жив и дышит, он просит вас, судьи, избавить его от тревоги и беспокойства, разделавшись с моим подзащитным. Только так он сможет расточать состояние покойного Секста Росция со всей беззаботностью, к которой он так стремится.

Кажется ли вам, судьи, что это законно? Что это порядочно? Что это справедливо? В ответ позвольте мне высказать наши требования, которые, я надеюсь, вы найдете более умеренными и более благоразумными.

Во-первых: пусть негодяй Хрисогон удовольствуется захватом нашего богатства и имущества. Пусть откажется домогаться еще и нашей крови!

Цицерон принялся расхаживать по помосту, следуя своей привычке мерить шагами кабинет. В его голосе не осталось ни малейшей неуверенности, и он зазвучал куда более раскатисто и волнующе, чем я слышал когда-либо прежде.

— Во-вторых, добрые судьи, я молю вас вот о чем: отвернитесь от злодейских происков подлецов. Откройте глаза и сердце для мольбы безвинной жертвы. Спасите нас всех от ужасной опасности, ибо угроза, нависшая в этом суде над Секстом Росцием, нависает над каждым свободным гражданином Рима. Если и впрямь на исходе сегодняшнего разбирательства вы сочтете себя убежденными в виновности Секста Росция — нет, даже не убежденными, но лишь не до конца уверенными в обратном; если хоть малейшая улика подскажет вам, что ужасные обвинения, возведенные на него, могут оказаться оправданными; если вы с чистым сердцем поверите, что обвинители привлекли его к суду не для того, чтобы утолить свою ненасытную жажду добычи, — тогда признайте его виновным, и я не скажу ни слова. Но если единственной побудительной причиной стала хищническая алчность его обвинителей и их горячее желание увидеть уничтожение своей жертвы вопреки правосудию, тогда я прошу вас всех, сенаторов и судей, блюсти свое достоинство и не позволить, чтобы ваши должности и ваши особы превратились в жалкие орудия в руках преступников.

Я заклинаю тебя, Марк Фанний, как председателя этого суда, взглянуть на огромную толпу, собравшуюся здесь сегодня. Что привлекло сюда всех этих людей? Ах, да, неслыханность и чудовищность обвинения. Римский суд уже давно не рассматривал дел об убийстве, хотя в это время вовсе не было недостатка в гнусных убийствах! Собравшиеся здесь устали от убийств; они жаждут правосудия. Они хотят, чтобы на их глазах преступники понесли суровое наказание. Они хотят, чтобы на их глазах преступление было наказано с устрашающей строгостью.

Этого просим и мы: суровости наказания и строгости закона. Обычно с такими требованиями выступают обвинители. Сегодня не то. Сегодня мы, обвиняемые, взываем к тебе, Фанний, и к вам, уважаемые судьи, требуя покарать преступление со всей возможной жестокостью. Ибо, если вы решите иначе — если вы упустите эту возможность показать нам, на чьей стороне римские суды и судьи, тогда мы поймем, что уже пришло то время, когда устранены все пределы человеческой жадности и преступности. Тогда нас ждет безвластие — полное и безграничное. Поддайся вы обвинителям, окажись не в силах исполнить свой долг, и начиная с этого дня убийство невинных более не будет твориться во мраке и под прикрытием юридических уверток. Нет, такие убийства будут совершаться прямо здесь, на Форуме, Фанний, перед тем самым помостом, на котором ты сидишь. Ибо цель обвинителей ясна: они хотят, чтобы воровство и убийство можно было совершать безнаказанно.

Я вижу перед рострами два лагеря. Обвинители: люди, наложившие лапу на имущество моего подзащитного, извлекшие прямую выгоду из гибели его отца, стремящиеся ныне толкнуть государство на убийство невинного. И обвиняемый: Секст Росций, которому его обвинители не принесли ничего, кроме разорения, которого смерть отца обрекла не только на скорбь, но и на нищету, который предстал перед этим судом с вооруженными стражами у него за спиной, приставленными к нему не для безопасности судей, на что глумливо намекает Эруций, но для его собственной безопасности, из страха, что его могут убить прямо здесь, у вас на глазах! Какая из этих двух сторон в действительности призывается сегодня к ответу? Какая из них навлекает на себя гнев закона?

Ни одного описания этих головорезов не хватит для того, чтобы открыть перед вами всю развращенность их нрава. Никакое перечисление их преступлений не сможет показать вам всей степени своеволия, с которым они дерзнули обвинить Секста Росция в отцеубийстве. Я должен начать с самых истоков и изложить перед вами весь ход событий вплоть до настоящего момента. Тогда вы узнаете, до какого унижения был доведен невиновный. Тогда вы полностью поймете дерзость обвинителей и невыразимую жуть их преступлений. И вы также увидите, пусть не сполна, зато с устрашающей ясностью, то бедственное состояние, в котором пребывает сегодня наше государство.