Эйнштейн гуляет по Луне. Наука и искусство запоминания - читать онлайн книгу. Автор: Джошуа Фоер cтр.№ 64

За три недели до конкурса позвонил Эд. Он изучил результаты, которые я ему отослал, и считает, что мне следует прекращать тренировки по всем дисциплинам, кроме «чайкой церемонии». Я собрал друзей и членов семьи и попросил их выдумать биографии, которые я мог бы попытаться разместить в своих новеньких, тщательно обустроенных дворцах. Мы с моей девушкой провели несколько совершенно неромантических ужинов: она рассказывала о своей жизни фермерши в Небраске или представлялась домохозяйкой из пригорода либо парижской швеей, а я вспоминал все эти истории за десертом.

Потом, за неделю до конкурса, как раз тогда, когда я собирался тренироваться усиленнее всего, Эд велел мне остановиться. Интеллектуальные спортсмены прекращают тренировки за неделю до соревнований, чтобы провести весеннюю уборку своих дворцов памяти. Они осматривают их, мысленно очищают от всех блуждающих там образов, потому что последнее, что вам нужно в разгаре соревнования, — это неожиданно вспомнить то, что сохранилось в памяти с предыдущей недели. «Некоторые, дойдя до очень высокого уровня, три дня перед чемпионатом ни с кем не разговаривают, — поведал мне Тони Бьюзен. — Они опасаются, что любая ассоциация, возникшая в их голове, может помешать ассоциациям, которые они будут создавать на соревнованиях».

Мы планировали, что во время чемпионата Соединенных Штатов Эд будет сидеть как можно ближе к «рингу». Но незадолго до состязаний он улетел в Австралию, где в Университете Сиднея ему предложили уникальную возможность заняться философией феноменологических аспектов в крикете. (Эд верит, что по сравнению с определителями пола цыплят или шахматными гроссмейстерами крикет лучше иллюстрирует его идею о том, что память влияет на наше непосредственное восприятие мира.) Сможет ли он позволить себе поездку на другой край земли, теперь уже более дорогую и более продолжительную, было не ясно.

«Есть ли у меня шанс как-нибудь сгладить твое возмущение моим возможным непоявлением?» — спросил он в письме за пару дней до чемпионата. Но я не столько возмущался, сколько паниковал. Хоть и твердил всем, что мое участие в соревновании не более чем блажь — «желание необычно провести утро в выходные», как я сказал одному приятелю, — большая часть шуточек относительно этого «чокнутого соревнования» была призвана скрыть мое твердое намерение победить.

Принятое Эдом в последний момент решение остаться в Австралии значило то, что отныне я сам по себе. Мне самому нужно волноваться из-за конкурентов, пытаться понять, насколько интенсивно они тренировались в прошлом году, и гадать, не готовится ли кто из них поразить нас новой техникой, способной поднять интеллектуальный спорт на недоступный для меня уровень. Например, Рэм Колли, защищавший титул чемпиона, веселый, беззаботный и, как я знал, самый талантливый из всех: если бы он решил тренироваться так же усердно, как европейцы, нам просто не осталось бы шанса. Но почему-то я сомневался, что он на такое способен. В основном я переживал из-за Мориса Столла. Если среди нас и был человек, захотевший посвятить свое время чему-то такому, как разработка системы «Миллениум-ЧДП» (изобретение Эда) или создание образов 2704 карт (достижение Бена), то им мог стать только Морис.

Вечером накануне соревнования Эд прислал мне по электронной почте последнее напутствие: «Все, что тебе нужно сделать, это сохранять образы в голове и получать от этого удовольствие. Удивляй себя их живостью, и все пойдет как по маслу. Будь спокоен на всех этапах. Расслабься, не обращай внимания на конкурентов и наслаждайся. Я уже горжусь тобой. И помни: девушки любят мужчин со шрамами, а слава остается с тобой навсегда».

В ту ночь я лежал в постели, расхаживая взад и вперед по своим дворцам как одержимый, и думал о Морисе. Я не мог уснуть, что, как отметил сам Морис на соревновании предыдущего года, для интеллектуального спортсмена равнозначно «перелому ноги перед футбольным матчем».

Когда я наконец уснул около трех утра при помощи таблетки тайленола, мне приснился кошмар, в котором Дэнни ДеВито и Риа Перлман, мои король и королева пик, часами скакали по гаражу на пони, семерке пик, тщетно пытаясь найти, где они припарковали свой Lamborghini Countach, валет червей. В конце концов их лошадь расплавилась на асфальте под зловещим взглядом Мориса Столла, смеющегося прямо как доктор Менгеле [176] . Я вскочил через четыре часа, усталый и разбитый, и по ошибке дважды намылил голову шампунем — жуткая примета, если, конечно, приметы существуют.

Первым, кого я встретил, выйдя из лифта, на 19-м этаже главного здания Con Edison, был Бен Придмор. Он прилетел из Англии на уик-энд только для того, чтобы оценить уровень подготовки американцев. В последнюю минуту в аэропорте Манчестера Бен раскошелился и поменял свой билет на место в первом классе.

«А на что мне еще деньги тратить?» — спросил он меня. Я покосился на его просящие каши кожаные ботинки: их подошвы теперь уже практически полностью оторвались. «Действительно», — сказал я.

«Первое соревнование даже не началось, а я уже проиграл», — сообщил я Бену. И рассказал о бессоннице и лишнем мытье головы. Бен, казалось, полагал, что зря я выпил снотворное, потому что остатки лекарственных веществ, сказал он, наверняка до сих пор плавают в моей крови.

Я опустошил две чашки кофе и, по правде говоря, мучался не от усталости, а от нервной тряски. Я просто чувствовал себя идиотом, который катастрофически провалил важнейший этап подготовки к соревнованию и теперь не в состоянии выступить в полную силу. В это время вошел Морис, одетый в бейсбольную кепку Техасского механико-сельскохозяйственного университета и рубашку в огурцах, куда более самоуверенный, чем в прошлом году. И пугающе сосредоточенный. Он сразу же заметил меня, узнал и подошел поздороваться, а заодно и представиться легендарному Бену Придмору. «Ты вернулся», — сказал мне Морис. Констатация факта, не вопрос.

Если считать, что у меня была определенная стратегия, я планировал застать Мориса врасплох, так чтобы мое появление на чемпионате стало для него сюрпризом. Но он, очевидно, уже знал о моем участии. Кто-то, должно быть, сообщил ему, что я тренируюсь с Эдом Куком. «Да, я решил поучаствовать в этом году, — небрежно сообщил я, указывая на мой бейджик с надписью „Джошуа Фоер, интеллектуальный спортсмен“. — В качестве журналистского эксперимента».

Я спросил Мориса: «Как поживают цифры?» Я пытался понять, не обновил ли он свою систему запоминания.

— Отлично. А твои?

— Тоже. Как карты?

— Неплохо. Твои?

— Проблем быть не должно, — сказал я. — Все еще используешь ту же систему, что и в прошлом году?

Он пожал плечами, избегая ответа, и спросил меня:

— Как спалось?

— Что?

— Спалось как?

Зачем он это спрашивал? Откуда он узнал о том, что я всю ночь мучился бессонницей? В какие такие игры разума играл Морис?

— Помнишь, я в прошлом году плохо спал накануне соревнования, — продолжил он.