Фотографии лежали возле ножки низкого журнального столика – лицом вверх.
Отец Яна Линдена сел рядом с сыном на диван.
– Пожалуйста, поднимите ваши фотографии.
– Еще один вопрос.
– Поднимите.
Бронкс нагнулся, поднял снимки, которые теперь прилипли к ковру.
– Спасибо. – Пожилой мужчина протянул руку. – Позвольте мне? – Он взял их, поднес к глазам сына. – Ян!
На секунду Ян Линден закрыл глаза, отключился. Потом глянул на снимки в руке отца.
– Посмотри на них, Ян, посмотри. Они тебя больше не достанут.
Линден посмотрел. Долго смотрел.
– Это один из них, Ян, да?
Линден поднял дрожащий палец, медленно провел по одной из фотографий.
– Это он.
– Вы его узнаете?
– Тот, что целился в меня. Я знаю. На берегу, у машины.
– Вы уверены?
– Он стоял вот так же. Согнув колени. И оружие держал так же. И глаза те же.
Инкассатор, шаркая ногами, ушел так же, как и появился.
Джон Бронкс молча кивком поблагодарил отца, а затем покинул квартиру и человека, который, возможно, никогда больше не сможет жить без лекарств и после многих лет нетрудоспособности выйдет на пенсию по инвалидности и как жертва преступления получит маленькую компенсацию в 29 200 крон. Вот так работает система. Грабитель забрал не только наличные из банковского хранилища, он забрал то, что ты принимаешь как должное, забрал твое ощущение безопасности, – вот это и есть самое настоящее злодейство, за которое, собственно, и надо судить, обвинять следует не в грабеже с отягчающими обстоятельствами, а в краже безопасности.
* * *
По-прежнему шел снег. Лео ехал на юг по Рингвеген, и каждый раз, когда он притормаживал, на каждой неровности асфальта пять деревянных ящиков с деталями оружия громыхали о борта кузова. Все утро он пытался дозвониться до Яспера, но безуспешно, поэтому решил завернуть к нему на квартиру. Только сперва съездит в Сведмюру. Десятиминутный крюк, но он не удержался. А добравшись туда, дважды проехал по круговой развязке.
Днем все выглядело совершенно иначе.
Оцепление на парковке снято, “додж” увезли. Полицейская лента развевалась на ветру вокруг площади и банка, несколько человек зашли в соседнюю пиццерию, в остальном пусто. Словно ничего и не случилось.
Домишки на Соккенвеген, а дальше Багармоссен, старые многоквартирные здания на краю большого природного заказника.
Второй этаж Ясперова дома. Звонок едва слышен, словно металлический колокол сняли. Он постучал, хлопнул крышкой почтовой щели, наклонился, прислушался.
Лишь через несколько минут растрепанный и заспанный Яспер в белых подштанниках впустил Лео в квартиру, радостный и гордый, как обычно в те считаные разы, когда Лео к нему заходил.
Узкий коридор. Тяжелые ботинки стояли на полках, но не те, что были на нем во время ограбления банка – и хождений по барам. Яспер прошел на кухню, приготовил кофе.
– С капелькой молока. Как ты любишь, – сказал он, протягивая дымящуюся чашку Лео.
Съемная двушка. Черные драпировки, отделяющие гостиную, диван, стол, телевизор. И алтарь.
“Suppl Vol One Ruger MK 1 and Standard Model Auto Pistol”
[30]
.
“Suppl Vol Two Ruger 10/22”
[31]
.
Они стояли аккуратными рядами – тонкие книжки, руководства и брошюры.
“Suppl Vol Three AR-7 Survival Rifle” рядом с “Suppl
Vol Four UZI Semi Auto & SMG”, “Hayduke Silencer Book”, “Home Workshop Silencers” и “American Body Armor”
[32]
.
Вторая половина спецлитературы, которую Винсент еще не получал. Рядом с книгами лежали штык и зеленый берет с золотой кокардой, как у Лео, – потому-то Яспер через два года и попросился в тот же полк. И фотография в золотой рамке, Яспер в белоснежном комбинезоне, с заряженным автоматом.
Ясперов алтарь. Мир, который до сих пор имел для него огромное значение, хотя сам он для этого мира едва ли что значил. Вся его жизнь сосредоточивалась на том, чтобы однажды стать офицером. Но его сочли непригодным к службе, он получил слишком низкий балл, чтобы его зачислили в кадры.
Порой эта его жажда служить доходила до абсурда.
Этим утром на кухонном столе лежал выпуск “Дагенс нюхетер”. Целый разворот, посвященный ограблению банка в Сведмюре, – довольно крупные фотографии площади, полной перепуганных свидетелей. Слева от газеты – черные ботинки. Справа – банки с ваксой и бархотки.
– Я всю ночь прождал. Но ни одного кадра с той камеры, которую я расстрелял, – сказал Яспер.
Лео посмотрел на него. Надо объяснить ему подоходчивее.
– Яспер, ты можешь добиться успеха, только если будешь постоянно помнить о своей работе. Самые лучшие актеры не перестают быть актерами, когда идут
домой обедать. Самые важные брокеры не перестают быть брокерами в пять часов вечера. Ты теперь грабитель. И должен быть последовательным. И за пределами блокпостов ты остаешься грабителем. Они ищут нас все время.
Он перевернул ботинки подошвами вверх, изнутри выпали два силиконовых супинатора.
– Ты все время обязан думать и дышать как грабитель.
– Супинаторы, осторожней, черт побери!
– Вот почему носить эти ботинки нельзя, Яспер. О’кей? Больше ты их не наденешь. Их надо сжечь. Купишь себе новые.
– Ты это о чем, черт подери?
– Ты был в них в Фарсте. И вчера тоже. И ходил в них по барам. Едрена вошь, Яспер! Все, чем мы пользовались, подлежит уничтожению. Тебе это известно.
Яспер присел на корточки, подобрал супинаторы, отлетевшие под стол.
– Ты знаешь, что я… что эти… я их разносил!
Человек, который жаждет быть тем, кем ему никогда не стать. И как за берет на алтаре, изо всех сил цепляется за все, чего другие не хотят ему дать.
– Знаю, они тебе нравятся. Понимаю. Но если они сделают слепок, а потом найдут твои ботинки, тогда каюк. – Лео, все еще держа ботинки в руках, начал выдвигать кухонный ящик. – Я заберу их с собой. И сожгу. Тогда тебе не придется делать это самому. Пластиковый пакет найдется?
– Я сам сожгу.
– Нет, это сделаю я.